Лепестки на ветру - стр. 14
За две недели роскошной кормежки миссис Бич мы уже заметно прибавили в весе, даже Кэрри, обычно ужасно капризная. Теперь она ела с энтузиазмом, что не замедлило сказаться на ней. А пока я чистила картошку, миссис Бич, отчаявшись объясниться со мной жестами, написала еще одну записку: «Милое дитя, отныне зови меня просто Хенни. Не миссис Бич».
До встречи с ней я не знала ни одного негра, и хотя поначалу я ее побаивалась и чувствовала себя скованно в ее присутствии, две недели близкого общения с ней многому меня научили. Она была человеком другой расы, с другим цветом кожи, но с такими же чувствами, с такими же надеждами и страхами, что и мы.
Я полюбила Хенни, ее широкую улыбку, ее свободные цветастые платья, цветы на которых цвели буйно и ярко, но больше всего я любила мудрость, исходившую от маленьких разноцветных листков ее блокнота. Постепенно я освоила язык ее знаков, хотя и хуже, чем ее «сыночек-доктор».
Пол Скотт Шеффилд был странный человек. Он часто бывал печален без видимой причины. И тогда повторял: «Да, Бог возлюбил Хенни и меня в тот день, когда посадил вас троих в тот автобус, Я потерял одну семью и очень тосковал, но судьба была так добра, что посылает мне другую, готовую семью».
– Крис, – сказала я в тот вечер, когда мы, как всегда неохотно, расставались на ночь, – когда мы жили на чердаке, ты был мужчина, глава семейства. Иногда мне так странно, что доктор Пол наблюдает за тем, что мы делаем, слушает, что мы говорим.
Он покраснел.
– Я понимаю. Он занял мое место. Честно говоря, – он помедлил и залился краской еще сильнее, – я не хочу, чтобы он заменил меня в твоей жизни, но я благодарен ему за все, что он сделал для Кэрри.
Иногда мама казалась в тысячу раз хуже по сравнению с доктором, с тем, что он делал для нас. В десять тысяч раз хуже!
На следующий день Крису исполнилось восемнадцать лет, и, хотя сама я об этом не забыла, меня удивило, что доктор устроил вечеринку по этому поводу. Было много прекрасных подарков, заставивших заблестеть глаза Криса, но скоро их омрачило чувство вины, которое и я тоже разделяла. Ведь мы уже почти все решили, уже детально обсудили, как скоро уедем. Мы не могли больше оставаться здесь, пользуясь добротой доктора Пола, да и Кэрри уже достаточно здорова, чтобы продолжать путь.
После праздника мы с Крисом сидели на задней веранде, в сотый раз обсуждая все это. По его лицу я поняла, что ему не хочется уезжать от одного-единственного человека, который мог бы и хотел помочь ему достичь заветной цели – стать врачом – и который наверняка будет этим заниматься.
– Мне не нравится, как он на тебя смотрит, Кэти. Его глаза прикованы к тебе почти все время. Ты всегда здесь, всегда рядом, а для мужчин его возраста девушки твоих лет просто неотразимы.
В самом деле? Как славно узнать об этом.
– Но вокруг врачей всегда множество хорошеньких медсестер, весьма доступных, – фальшивым голосом сказала я, понимая, что не помочь Крису в достижении его цели значит почти убить его. – Вспомни первый день здесь, когда мы только что приехали. Он говорил о конкуренции, с которой мы столкнемся в цирке. Крис, он прав. Мы не сможем работать в цирке, это глупые мечты.
Нахмурившись, он смотрел в пространство.
– Я все понимаю.
– Крис, он же совсем одинок. Может быть, он смотрит на меня только потому, что просто не на что больше посмотреть, нет ничего интереснее, чем я.