Леопард. Новеллы (сборник) - стр. 17
– Прошу тебя, Фабрицио, сейчас не время… на дорогах разбойники… кругом солдаты… всякое может случиться…
– Глупости, Стелла, – засмеялся он, – чепуха! Что может случиться? Да меня все знают, второй такой каланчи во всей округе не встретишь. Будь здорова. – И поспешно прикоснулся губами к ее гладкому чистому лбу, едва доходившему ему до подбородка.
И то ли запах кожи княгини пробудил в нем нежные воспоминания, то ли безропотно плетущийся позади падре Пирроне – совесть, но, уже подходя к карете, он во второй раз хотел отменить поездку. Однако едва он открыл рот, чтобы приказать кучеру возвращаться в конюшню, из окна внезапно раздался душераздирающий крик:
– Фабрицио, о мой Фабрицио! – У княгини начался очередной истерический припадок.
– Поехали! – крикнул он кучеру, сидевшему на козлах с кнутом поперек живота. – Едем в Палермо, а его преподобие отвезем в монастырь! – И захлопнул дверцу, не дожидаясь, пока это сделает лакей.
Еще не стемнело окончательно, и белая дорога между высоких стен была хорошо видна. По левую руку от нее, сразу за владениями Салина, открылась полуразрушенная вилла, принадлежащая его племяннику и воспитаннику Танкреди Фальконери, беспутный отец которого, муж сестры князя, промотал свое состояние, после чего вскоре и умер. Это было полнейшее разорение, что называется, до нитки – до последнего серебряного галуна на ливреях слуг. После смерти матери, когда четырнадцатилетний Танкреди остался круглым сиротой, король назначил ему в опекуны родного дядю, князя Салину, и тот, прежде едва знавший племянника, быстро привязался к мальчику, покорившему его, человека нетерпимого и вспыльчивого, своим веселым независимым характером, в котором легкомыслие уравновешивалось недетской подчас серьезностью. Князь предпочел бы видеть своим наследником именно его, а не дуралея Паоло, хотя никогда не признавался в этом даже себе. Сейчас Танкреди было уже двадцать, и он проводил время в развлечениях на деньги, которые опекун щедро вынимал из своего кармана. «Что он там вытворяет, этот мальчишка, что у него на уме?» – подумал князь, когда карета поравнялась с виллой Фальконери. Разросшиеся бугенвиллеи уже почти отвоевали калитку и спускались со стены живописным шелковым каскадом, придавая вилле обманчиво роскошный вид.
«Что он там вытворяет?» – повторил про себя князь.
Конечно, король Фердинанд поступил нехорошо, пеняя ему за дурные знакомства, но на самом деле основания для этого у него были. Попав в дурную компанию карточных игроков и девиц так называемого легкого поведения, которые были от него без ума, Танкреди дошел до того, что стал симпатизировать заговорщикам и завел связи с подпольным Национальным комитетом, возможно даже и деньги у них брал; впрочем, он брал их где только мог, не исключая и королевской казны.
После четвертого апреля князю пришлось всеми правдами и неправдами выручать племянника – наносить визиты скептику Кастельчикале и приторно любезному Манискалько, чтобы отвести от мальчика удар. Это было не очень приятно, тем не менее Танкреди он не винил: во всем виновато дурацкое время. Где это видано, чтобы мальчик из хорошей семьи не мог сыграть для своего развлечения партию в фараон, чтобы его тут же не обвинили в подозрительных знакомствах! Да, времена не те пошли, плохие времена!