Лента Мёбиуса, или Ничего кроме правды. Устный дневник женщины без претензий - стр. 47
Чтобы поделиться деньгами, а не подать милостыню, нужны большие средства. Лукавое утешение совести, что благотворительность – дело богатых. У меня, действительно, нет иной ценности, кроме памяти. Эврика! Воспоминания – вот что мне доступно и даже увлекательно! Вспомнить – значит приблизить ушедшее и попытаться его рассмотреть. Душа человека, за редким исключением, если не мусорная яма, то свалка. Хорошего в этом хламе тоже немало, и сколько пользы можно извлечь, копаясь в недостатках, разглядеть, откуда тянутся корни зла, чтобы не множить его в будущем. Я прожила столько лет! И не пытаться понять зачем было бы странно.
Обозреть долгую жизнь всю, целиком, нужно время и мужество. Времени навалом, рискну думать, и мужества хватит, главное не разочароваться. Живёшь себе, воображаешь, что всё прекрасно, интересно, даже лучше, чем у соседей. А выстроишь события по ранжиру и ужаснёшься ничтожности содеянного. Рождение, совокупление, смерть – вот главные этапы обывателя, крупицы мелких радостей не в счёт. Нет героических поступков, нет таланта и больших свершений, пустая значимость которых помогает без паники шагнуть в бездну. Из давно забытого могут всплыть такие детали, что содрогнёшься, а не просто удивишься, что они запомнились, вместо того, чтобы стыдливо кануть в лету.
В воспоминаниях важен не просто факт или событие, а то, что я о них думаю, как представляю. Воображение, наподобие современных фотоаппаратов, само выбирает экспозицию. Вообще-то, времени я не слишком доверяю, оно часто – если не всегда – обманывает. Мы считаем, это случилось сегодня, а это было – и главное будет – всегда. По щучьему велению, время можно отдалить, даже удалить, оно уже закончилось, а я заставляю его щёлкать минутной стрелкой снова и снова, приблизиться и показать лицо. Какое? Не очень-то доверяй сведениям о прошедшем, услышанным из уст настоящего, сказал Набоков.
Можно ли серьёзно относиться к явлению, которым так легко манипулировать? Пытаюсь, но не нахожу ничего, чем манипулировать нельзя, требуется лишь сноровка шулера. От того, хорошо или плохо мы думаем о предмете, его сущность не меняется. Главное, заниматься делом, которое увлекает, пусть и на умозрительным уровне.
Когда конец пути маячит в дымке, нет ничего важнее, чем впечатления минувшего. Будущее уже несостоятельно, а скудное настоящее увеличительному стеклу прошлого не конкурент. Кроме того, у прошлого перед настоящим есть существенное преимущество. Пока в полную силу противостоишь природе вещей, пока чего-то хочешь, к чему-то стремишься, проживая время полнокровно, ты нечётко видишь в истинном свете. Слишком много условностей, заданных проекций, внутренних и внешних запретов – стыд, боязнь обидеть или не угодить, потуги казаться лучше, чем ты есть, даже самому себе. Устные воспоминания этой рефракции подвержены в меньшей степени. Ограниченная в действиях, мыслями я свободна, свободна настолько, что могу с легкостью думать о неприятном, даже о запретном. Правда, неизвестно, чего от воспоминаний ждать – облегчения или горечи?
Прошло много времени, пока я поняла, какой тяжкий труд на себя взвалила.
Все мы воображаем себя кем-то, но кто мы на самом деле? Как это унизительно – не знать, зачем жил. Можно ли теперь понять и определить источник своих заблуждений? Молодой и здоровый среднестатистический человек редко обращается к философии, он не думает о смерти. Впрочем, это не аксиома, а лишь современное мироощущение. Существовали племена, периоды, культы, где смерть – фактор более важный, чем жизнь. Да ведь и всё христианство построено на том постулате, что земная ипостась – лишь преддверие вечной, в которую можно войти только через смерть.