Лексика русской разведки. История разведки в терминах - стр. 25
«И видѣвъ же князъ печенѣжьскыи възвратис<я> единъ къ воевод<е> Притичю и реч<е>: “Кто се приде?” И реч<е> ему: “Лю<ди>е оноя страны”. И ре<че> князь печенѣжьскыи: “А ты князь ли еси?” Он же реч<е>: “Азъ есмь мужъ ег<о>, и пришелъ есмь въ сторόжехъ, а по мнѣ идеть вои бещисленое множьство”»>107.
[Печенежский же князь, увидев это, возвратился один к воеводе Претичу и спросил: «Кто это пришел?» А тот ответил ему: «Люди с той стороны». Печенежский князь спросил: «А ты не князь ли?». Претич же ответил: «Я муж его, пришел в разведку, а за мною идет воинов бесчисленное множество»]. Так сказал он, чтобы припугнуть неприятеля. И печенеги отступили от города, как сообщается в летописи. На самом же деле печенежское нашествие на Киев было отбито не столько хитростью воеводы Претича, сколько с помощью войска, которое он привел с собой на помощь осажденным в городе княгине Ольге и киевлянам с Днепровского левобережья. Множественное число слова въ сторόжехъ употреблялось для обозначения группы вооруженных всадников, выполнявших вышеупомянутые функции. Состав конной группы, направляемой в разведку, мог быть различен: от нескольких человек до нескольких сотен. В последнем случае разведка непременно сопровождалась боевыми действиями, в ходе которых вскрывались намерения противника, выявлялся его боевой состав, расположение войск.
Наиболее подробное описание организации разведки находим в Никоновском летописном своде, когда речь заходит о событиях, предшествовавших Куликовскому сражению. Здесь первоочередное место занимает задача получения информации от направляемых в разведку сторόжей. Вместе с тем говорится и об удавшейся попытке организовать разведку на государственном (великокняжеском) уровне.
По Никоновской летописи, летом 1380 года Мамай переправился «со всеми силами» через Волгу, подошел к устью реки Воронеж и расположил свои кочевья в рязанских «пределах»: «Тогда прииде вѣсть на Москву къ великому князю Дмитрею Ивановичю, яко князь Мамай Воложьскыа орды не у къ тому князь зовется, но великий сил<ь>ный царь, и стоить на Вороножѣ, кочюя во мнозѣ силѣ, и хощетъ на тебе ити ратью»>108. «И се пакы приидоша иныа вѣсти глаголюще, яко Мамай неложно грядетъ с великою яростiю во мнозѣ силѣ»>109. О реальности предстоящего нашествия в этом сообщении говорит слово неложно (нелъжьно) – ‘истинно, правдиво, без обмана; действительно, на самом деле’>110.
Вскоре в Москве появляются послы Мамая с требованием уплаты «выхода» (поземельного разового сбора) в том же размере, в каком его собирали при хане Джанибеке: «И абие внезаапу приидоша татарове, послы отъ Мамаа, къ великому князю Дмитрею Ивановичю на Москву просяще выхода, какъ было при царе Азбяке>111и при сыне Азбякове Чянибеке>112, а не по своему докончанию, какъ рядъ былъ съ нимъ… Онъ же [Мамай] просяще, какъ было при древнихъ царехъ; князь великы же такъ не дааше. Послы же Мамаевы гордо глаголаху, и Мамаа поведающа близъ стояща въ поле за Дономъ со многою силою. Князь велики же вся сиа поведа отцу своему [духовному] Киприану, митрополиту всея Русии»>113.
Следуя рекомендациям митрополита Киприана, Дмитрий отправляет к ордынскому правителю для передачи ему «злата и сребра много» своего посла Захария Тютчева в сопровождении двух толмачей: «Князь великий же Дмитрей Ивановичь послушавъ отца своего Киприана, митрополита всея Руси, и по совету его посла избраннаго на сицеваа дела, именемъ Захарию Тутчева