Лекарь-возлюбленный 1 - стр. 28
Лекарь вскинул голову и взглянул на меня. В его глазах отражался свет фонарей.
– Надеюсь, твой меч наготове?
Я не мог отвести глаз от крошечных трещинок на его губах.
Не понимая, о чем он, глупо переспросил:
– Зачем?
– Чтобы убить его, если я не успею. Заражение уже началось. А оскверненная плоть проникла очень глубоко. – Он поднял брови: – И не смотри на меня так. Уж лучше он примет смерть от того, кто умеет убивать быстро, чем превратится в одного из них.
Я не собирался убивать своего единственного союзника. Друга.
Сквозь зубы я через силу проскрежетал:
– Лучше тебе его спасти.
Лекарь пренебрежительно ухмыльнулся и сдул упавшую на глаза челку:
– Лучше тебе не угрожать мне.
Он снова склонился над Дайске, сжав будто бы немного обветренные губы и сдвинув золотистые брови.
Не знаю, сколько времени так прошло. Раз за разом лекарь вытаскивал все новые кусочки, и каждый раз они не были последними.
Ясуо, то меняющий свечи в фонаре, то заново кипятящий воду, все время был рядом. Ни на секунду не прерываясь, он тихо шептал молитву какой-то богине, а мальчишка, которого мы спасли на поле, дремал, усевшись прямо на пол в одном из пыльных углов.
– Все! Это последний! – Лекарь разогнулся и выбросил в плошку особенно крупную щепку.
Ясуо опасливо взглянул на развороченную грудь Дайске:
– Точно? Ночью он не обернется черным монахом?
– Нет. Теперь мне нужно заняться его раной. – Лекарь поморщился и прогнулся назад, видимо, от боли в затекшей пояснице.
Что-то было в каждом его движении, что притягивало взгляд. На меня действительно будто навели морок. На краткие мгновения я забывал даже о Дайске, лежащем рядом.
Куда-то исчезал запах горящей плоти. Все тускнело и серело. Оставалась лишь неестественно изящная кукольная фигура лекаря.
Чудовищным усилием воли, я заставил себя посмотреть на Дайске. Посеревшее лицо алхимика осунулось.
Я сжал его безжизненные пальцы:
– Он выживет.
Лекарь пожал худыми плечами:
– Как повезет.
Я покачал головой:
– Я не спрашивал.
Он хмыкнул и опустил ладони в таз с водой. Она тут же окрасилась алым.
Время замерло.
Лекарь долго очищал рану, потом мазал ее какими-то снадобьями и снова очищал. Когда он начал сшивать разорванную плоть, Дайске даже не вздрогнул.
Не терпящим возражений тоном, лекарь снова приказал мне:
– Помоги!
Я хотел возмутиться, но вовремя прикусил язык. Его манера общения была настолько мне непривычной, что внутри все кипело от возмущения. Все, кого мы повстречали за этот лунный цикл, будто бы чувствовали во мне своего господина и обращались почтительно и вежливо. Все, кроме НЕГО – выскочки-лекаря.
Я знал, что не имею никаких оснований считать его таковым, но почему-то твердо был уверен, что он не более, чем показушник. Нутро шептало, что от таких, как он, стоит ждать беды.
Но сейчас спорить с ним бессмысленно. Каким бы отвратительным и самовлюбленным он мне ни казался, он – единственная надежда Дайске. И лучше бы этому дамскому угоднику оказаться умелым. Потому что иначе ничто меня не остановит от того, чтобы снести его белокурую голову с шеи.
Я осторожно приподнял безвольное тело Дайске. Лекарь быстро наложил на рану пахнущую горькой сладостью мазь и перебинтовал рану.
– Нужно отнести его в кровать. – Он указал на жалкий топчан, огороженный старой ширмой. – Чтобы отдохнул.