Легионер. Книга вторая - стр. 32
Оказалось, что доктор Малышев, явившийся в положенный час для осмотра больных в местную пересыльную тюрьму, не нашел в списке больных фамилии Ландсберга. Растерявшийся доктор наскоро осмотрел арестантов, заявивших о своих хворях, объявил их всех симулянтами и побежал к жандармскому начальству за дальнейшими инструкциями. Начальник тоже был изрядно ошеломлен: его накануне уверили, что этот самый Ландсберг является наиболее заинтересованным в побеге лицом.
Еще какое-то время понадобилось на то, чтобы разыскать и под благовидным предлогом вызвать со службы караульного, который должен был передать Ландсбергу записку. Однако тот перед образами поклялся, что передал записку – причем именно Ландсбергу по кличке Барин, которого хорошо знала вся Псковская пересыльная тюрьма.
Надобно было идти с покаянной головой к столичному начальству. Ничего хорошего для себя псковский жандарм от этого визита не ждал, ибо начальство всегда имеет обыкновение делать виноватыми во всем подчиненных. На всякий случай в гостиницу был захвачен и доктор Малышев.
Однако, против ожидания, Судейкин не орал, не бегал по нумеру, не топал ногами и никого ни в чем не обвинял. Не снимая шубы, он сел на диван и надолго задумался, пощипывая подковообразные усы. Единственной внятной фразой было высказанное столичным гостем сожаление о том, что «рано было выводить из игры Захаренко»…
Наконец, полковник вздохнул, скинул шубу и, даже не предложив топтавшимся у дверей жандармам и доктору сесть, принялся за свой завтрак. Прожевывая первый кусок, он спокойно-будничным тоном произнес:
– Господа, мне необходимо самому поговорить с Ландсбергом. Инкогнито, разумеется. Для этого нужно продолжить организованное медицинское освидетельствование. Вы же осмотрели пока только тех, кто заявил о своих болезнях, доктор? Вот и отлично! Я думаю, что на это время мне лучше всего превратиться в помощника доктора. Вы можете это устроить? Прекрасно. Однако есть еще одно «но»: медицинскому осмотру придется подвергнуть всех арестантов, а их слишком много. У меня нет никакого желания проторчать в вашей вонючей тюрьме весь день. Как можно устроить так, чтобы Ландсберг, без всяких подозрений тюремного начальства, оказался хотя бы в первой десятке освидетельствуемых?
К великому облегчению местного жандарма, проблема оказалась легко решаемой. У Судейкина остался только один вопрос – теперь уже к доктору, хорошо знакомому с процедурой освидетельствования арестантов: будет ли у полковника возможность поговорить с Ландсбергом с глазу на глаз, не возбудив подозрений тюремной администрации?
– Н-не знаю, господин полковник! – в раздумье покачал головой Малышев. – Как правило, при освидетельствовании присутствует писарь со статейными списками арестантов и два-три вооруженных надзирателя – для обеспечения безопасности… Ежели вы не хотите раскрывать свое инкогнито перед тюремной администрацией, то я просто теряюсь…
– «Теряетесь!», – фыркнул Судейкин. – Во-первых, вы представите меня доктором-психиатром, чье заключение важно в вопросе отбора колонистов для Сахалина! Ширму там, в смотровом помещении, можно поставить? Прекрасно! Вы, доктор, хлобысните перед визитом коньяку – чтобы дух от вас был соответствующий. И говорить с арестантами будете громче обычного. У вас будет хорошее настроение – понимаете? – поэтому вы захватите с собой и дадите полистать надзирателям французский или немецкий альбом со срамными фотографиями. Это будет превосходным фактором отвлечения. Пока конвойные с писарями будут пускать над фотокарточками слюни, я шепотом за ширмой сделаю то, за чем и явился. Все понятно?