Легион обреченных - стр. 19
– Скажи этому обормоту, – зашипел он, – чего истуканом застыл?
– Без истерики, – спокойно ответил Черкез. – Темно, хоть глаз выколи.
В тот же миг за спиной Черкеза что-то хрустнуло, словно кто-то неосторожно наступил на сучок. Раздался окрик: «Стой! Стрелять буду!» Черкез испуганно бросил проводнику: «Побежали!» – и сквозь кусты кинулся к пограничной реке. За ним проворно несся перс, боясь, что отчаянно отстреливавшийся Черкез ненароком заденет его. Откуда ему было знать, что Черкез палил поверх голов своих «преследователей». А чекист в одежде Новокшонова метнулся чуть правее, создавая видимость преследуемого, стрелял на ходу, падал и поднимался, но, добежав до самой кромки реки, упал.
Чекисты тем временем, продолжая гнаться за Черкезом и связным, вели хитро задуманную игру: раздавались выстрелы, топот ног, вскрики, словно при настоящей погоне…
На рассвете мираб, одетый в черную папаху, наблюдал издали за подъехавшей к реке повозкой с красным крестом, в которую погрузили тело человека, будто пытавшегося ночью прорваться за кордон. Из-за реки эту картину созерцал косоглазый проводник, в душе благодаря Аллаха, что уберег его от пули кизыл аскеров.
– Поторопились вы с переходом, – упрекнул Мадер Черкеза, оставшись с ним наедине. – Спороли горячку.
– Новокшонова предупреждали, – кивнул Черкез, соглашаясь с резидентом, – что на границе неспокойно. Он и слушать не хотел. Я помню ваш приказ не доверять Джапару Хорозу, но Шырдыкули вздорил с ним по каждому пустяку, отвергая даже разумные предложения. Спросите у Хороза, он подтвердит…
– Заставить надо было его, – раздраженно проговорил Мадер, которому не хотелось признаться, что Хороз, самостоятельно перейдя границу, к резиденту не явился – бежал, видно, к своим старым хозяевам, чтобы подороже продать им тайну антибольшевистского подполья. Фашистский резидент не мог догадаться, что Хороза умышленно спугнули чекисты. – Вы же, мой эфенди, прошли мою выучку…
– Поэтому я не смел ослушаться вашего приказа, господин барон. – У Черкеза от удивления округлились глаза. Весь в ссадинах, в вымазанном грязью халате, простреленном в нескольких местах, с припухлыми губами и взглядом ребенка, он вызывал у сентиментального Мадера чувство умиления. – Вы же сами приказали вернуться.
– Да, но вы прислали письмо, что все дела завершены и… – Мадер осекся. – Разве вы не вместе…
– Нет, он один, – жестко произнес Черкез. – Сказал после того, как отослал вам письмо. Прочитав ваш ответ, я удивился. Мы же условились считать достоверными только те сообщения, где стоят два знака – мой и Шырдыкули. На последнем письме, отосланном им, как вы заметили, моего знака не было. И все же вы на него ответили.
– Иди, мой мальчик, умойся. – Мадер, досадуя на свою оплошность, едва сдержался, чтобы не оборвать Черкеза. – Сними халат, принеси йод, я смажу твои раны.
Черкез направился было к двери, но Мадер остановил его.
– На этих двоих, Ходжака и второго проводника, можно положиться?
– Вполне. Не люди, а кремень, мой эфенди.
– Ты уверен, что они не угодили к чекистам?
– Да. Они довели нас до пограничной полосы и вернулись. Дальше дорогу хорошо знал Шырдыкули, я тоже…
Едва Черкез вышел, Мадер схватил его халат, подозрительно ощупал, обнюхал края дыр, пробитых пулями, – те действительно пахли пороховой гарью. Затем он изучающе вчитывался во второй список «подпольщиков», привезенный Черкезом, и, увидев под каждым листком по два условных знака, проставленных Черкезом и Шырдыкули, погладил бумагу, быстро спрятал в сейф и чуть успокоился.