Легион обреченных - стр. 13
Внешне бесстрастно слушая резидента, адмирал холодными глазами ощупывал Мадера, словно сомневаясь в его словах, но, заметив, как тот растерянно замолкал, отводил взгляд, и тогда майор чувствовал себя несколько увереннее.
– Не дай бог, – небрежно бросил Канарис, – если о подполье пронюхают ищейки СД. Этим костоломам дай только волю, всю обедню испортят. – Он вдруг улыбнулся, его сузившиеся глаза потемнели. Канарис чем-то напоминал еврея, хотя все знали о его греческом происхождении. – Я доложу фюреру. – И неожиданно спросил: – Вы по-прежнему доверяете Эшши-хану и этому… Ходжаку?
– Эшши-хан наш давний, проверенный агент, сын известного вам покойного Джунаид-хана. – Мадер отвечал не торопясь, стараясь предугадать, что хочет услышать от него шеф. – Ходжак – бывший начальник ханской стражи, ненавидит Советы. – Вспомнив о письмах барона Унгерна фон Штернберга родовым туркестанским вождям, заговорил увереннее: – Есть еще каналы, которые перепроверили полученные нами агентурные сообщения.
– Говорите, перепроверили? – В хрипловатом голосе Канариса послышались довольные нотки, он тяжело поднялся с места.
Мадер молча кивнул. Правда, ему хотелось добавить, что антисоветское подполье в Туркмении возникло не вдруг, что ее остовом, вероятно, послужила агентура покойного барона, но промолчал: шеф как пить дать затребует документального подтверждения.
Однако Канарис сам облегчил задачу майора. Он взял со стола пухлую папку, полистал и, отыскав нужную страницу, сказал:
– Вот здесь, майор, прочтите имена. – И когда Мадер едва пробежал глазами по листу, шеф абвера закрыл папку. – Это родовые вожди, бывшие баи, кулаки. Они жаждут насолить большевикам. Кого-то из них уже нет в живых, кто-то струсил, постарел, не согласится с нами работать. На них все же следует выйти, отсеять здоровые зерна от плевел и завербовать.
…Мадер вздрогнул от истошного вопля: где-то под боком, у самого дома, с диким всхрапом взревел ишак, его поддержал другой, под горой. Ишачий «концерт» передался по всему селению. Заметив, как по витой лестнице мечети стал взбираться на минарет мулла в чалме, Мадер подумал: теперь вой завершится нудной полуденной молитвой. Резидент взглянул на часы – стрелки показывали ровно двенадцать, и червь подозрения зашевелился в его душе. Уж не подает ли священнослужитель на ту сторону сигналы? Не мешало бы справки о нем навести.
Вслушиваясь в молитву, Мадер навел бинокль на муллу и прыснул от смеха: как похож на Кейли! Такой же пухленький, пучеглазый, точно такого же роста. Духовник изрядно развеселил Мадера, напомнив историю с придуманным им антибольшевистским подпольем в Мерве. Тогда немецкий резидент объегорил англичанина, перечеркнув карьеру Кейли, а сам нажил себе на том солидный капитал. Так уж устроен мир – кто кого? А что, если сейчас большевики водят за нос самого Мадера?
Резидент поскучнел и, пытаясь выкинуть из головы глупые мысли, вновь зашарил биноклем по той стороне… Екнуло сердце – отыскал-таки то, что высматривал. За Сумбаром с лопатой на плече бодро шагал мираб – распределитель воды в белом тельпеке. Он остановился у железного щитка, отводящего воду из реки в арык, немного повозился, потом медленно вернулся обратно и скрылся за кустарником. В белой папахе! Это сигнал: на советской стороне все спокойно, пограничники нарушения границы не обнаружили. Появись мираб в черном тельпеке, значит, опасно! В таком случае Мадер и его люди замирали, терпеливо ждали до тех пор, пока все успокоится и агент снова покажется в белом головном уборе.