Размер шрифта
-
+

Легенды мирового рока - стр. 9

Конечно, влияние Сатклиффа на Леннона было огромно. Позже в своей книге о The Beatles их официальный биограф Хантер Дэвис напишет – «Умер самый талантливый из The Beatles», и это были далеко не пустые слова.

Сатклифф был чрезвычайно важен для Леннона – это подтверждают недавно опубликованные фрагменты переписки (все письма Джона к Стюарту сохранились у Астрид, но до сих пор целиком не опубликованы):

«Сколько же можно вот так писать и писать, как ты. Я уже сомневаюсь, кому я в самом деле пишу вот так и не задумываюсь, но если я это отправлю, то частичка моего „я“ окажется в чьих-то руках за много миль отсюда и, может, кто-то подумает: что за дребедень и использует в качестве туалетной бумаги. А вообще мне совершенно это безразлично, когда я об этом задумываюсь – да наплевать, совсем неважно, а с другой стороны, что оке важно, кто вправе сказать, что это письмо не имеет значения и Иисус – это что-то так или иначе – что-то – что-то – Йе! Хотел бы я знать, каким он был, чтобы представить себе нечто – спорим это здорово. Ну как ты, Стюарт, старина. Ты OK – так ли хороша жизнь – плоха, хренова, замечательна – чудесна как была или она просто две тысячи лет пустоты, и угольщики все долбят и долбят и долбят»[1].

И здесь мы подходим к следующей параллели, которая безусловно возникает между Ленноном и Маяковским. Это – их взаимоотношения с официальной религией и, как ни странно, принятие на себя и трансляция через творчество собственно религиозных ценностей как таковых (несмотря на их внешнее отрицание). Наши герои стремятся казаться бунтарями, людьми, сознательно рвущими отношения с религией, воинствующими атеистами – у Маяковского это выражается куда сильнее, чем у Леннона, но и Леннон тоже от него не отстает. Сравним высказывание Джона во время гастролей The Beatles в Америке – «Мы стали популярнее Иисуса» – и манифест Маяковского «Долой вашу религию!». Но вместе с тем эти вызовы – во многом условны и, как это ни странно, не свидетельствуют об отрицании Бога, Божественной сущности как таковой.

Маяковский ставит себя с Богом на один уровень – поэт-творец разговаривает с Творцом и совершенно не понимает, почему на иерархической лестнице демиургов он должен стоять ниже Создателя? При этом от христианских ценностей Маяковский и не думает отказываться – даже тезис «подставь другую щеку» он интерпретирует пусть по-своему, но при этом вполне по-христиански. Наиболее четко он формулирует это в «Облаке в штанах»:

«Это взвело на Голгофы аудиторий
Петрограда, Москвы, Одессы, Киева,
и не было ни одного,
который
не кричал бы:
„Распни,
распни его!“
Но мне —
люди,
и те, что обидели —
вы мне всего дороже и ближе.
Видели,
как собака бьющую руку лижет?!»[2]

Тем не менее, Бог для Маяковского важен и неотделим – он так или иначе, пусть в сатирическом виде, но делает Его героем своих произведений – будь то ранняя лирика или пьесы, как «Мистерия-Буфф». Поэт и Бог для Маяковского – два равновеликих собеседника, один из которых, правда, до невозможности консервативен, тогда как второй – азартен, драчлив и задирист. Бог, правда, порой Маяковскому не отвечает – как в финале того же «Облака», но это не значит, что надо перестать к нему взывать и задираться.

И вот тут-то и возникает самая парадоксальная вещь – в этих задиристых и, как кажется на первый взгляд, антирелигиозных стихах вдруг проскакивают такие невероятные жемчужины с двойным смыслом, что диву даешься. Самая яркая из них содержится в «Стихах детям» – в «Гуляем».

Страница 9