Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец - стр. 43

Зашумели молодцы, заспорили между собой:

– Стоит ли головой рисковать ради отпущения грехов?

– Старые грехи простятся, а как новых избежать?

Василий поднял руку, призывая к тишине:

– Никого уговаривать не стану, ибо это дело совести каждого. Верно сказано: грехи можно и в монастыре замолить, неча ради этого за тридевять земель топать. Поэтому думайте три дня, кто надумает в дружину мою вступить, пусть опять сюда приходит. Вместе дадим обет в Софийском соборе – и в дорогу. Господь укажет нам верный путь!

Среди своих ушкуйников Василий заметил дружинника Худиона. Тот не кричал, не спорил, стоял смирно в сторонке.

«Уж не соглядатай ли?» – промелькнуло в голове у Василия.

Но оказалось, и Худион собрался идти в Святую землю.

– Да велики ли у тебя грехи? – улыбнулся Василий, выслушав дружинника.

– Велики-невелики, а есть, – сказал Худион. – Через три дня снова сюда приду.

Недолго шумела толпа на дворе у Василия Буслаева, вскоре разошлись молодцы по домам. Остались во дворе лишь двое. Пересмета и старичок с суковатой палкой в руке. Этим двоим идти было некуда.

– Все равно я намертво решил двигать в Святую землю, – сказал Василию Пересмета, – а посему дозволь у тебя остановиться. Работы я не боюсь, ночевать могу и на конюшне.

Василий велел Анфиске приодеть гостя и поселить его в одной светлице с побратимами.

Что делать со старичком, Василий не знал. Для начала пригласил его отобедать у себя в доме. За столом и разговорились.

– Как звать-величать тебя, дедушка? – спросил Василий.

– Прозвищ-то у меня много, – ответил дед, – но в крещении я наречен Пахомом.

– Неужто, дедуня, и ты в крестовый поход собрался? – полюбопытствовал Потаня.

– Собрался, милок.

– Не по силам тебе это, дедушка, – вставил Фома. – Годов-то, чай, много уже?

– Восьмой десяток ломаю.

– На печи бы сидел, чем куда-то идти, – сказал Домаш.

– Эх, соколики! – вздохнул старичок и вытянул вперед свои заскорузлые ладони. – Знали бы вы, сколько душ безвинных этими вот руками загублено. Разбойничал я всю свою жизнь, грабил и убивал. К старости занемог и оставил это дело. Построил дом, женился, детей заимел. Жил небедно. Токмо счастья все равно не было. Один за другим умерли детки мои, потом и супруга в мир иной отошла.

Понял я, что наказует меня Бог за грехи мои тяжкие, и решил искупить злодеяния свои благими делами. Добро награбленное монастырю пожаловал, дом беднякам подарил, коров и лошадей даром раздал всем желающим. Взял палку, котомку и отправился в Печерскую обитель.

Самому игумену во всем покаялся, просил позволения остаться при монастыре свой век доживать. Сжалился надо мной игумен, позволил с братией жить. Молился я денно и нощно ради спасения души своей, но все без толку. Чуть не каждую ночь бесы в келью мою стучались, дразнили меня, а в дни поминовения усопших души убиенных мною так толпой за мной и ходили.

Поседел я весь от страха. Надумал схоронить кости тех, кого без погребения в лесу лежать когда-то оставил. Хоть и стар я, но места, где разбойничал, помню хорошо.

Родом я из Ладоги. В тех краях и промышлял ножом да топориком. За три года кости шестнадцати человек я похоронил и кресты на могилах тех поставил. Ну, думаю, теперь-то сжалится надо мной Всевышний. Да не тут-то было! В Юрьевом монастыре, где я последнее время обретался, однажды на всенощной молитве было мне явление ангела небесного. Чуть не помер я от страха, когда он крылами надо мной захлопал. Опустился ангел на алтарь и молвит, что простятся мне на небе грехи мои, коль поклонюсь я Гробу Господню в граде Иерусалиме. Сказал и исчез, будто его и не бывало.