Легендарные герои военной разведки - стр. 24
– задает вопрос Михаил Иванов и сам же отвечает. – Реакция Центра была очень своеобразной. О провале резидентуры «Рамзай» в столице узнали 20 октября. Вместо четких и совершенно определенных указаний, к нам в легальную резидентуру в Токио пришли капризные, полные упреков вопросы: «Что там у вас происходит?» «Почему не сообщаете об аресте «Рамзая»?», «Что намерены делать в связи с провалом?»
Конечно, Центр можно понять, тогда были тяжелые дни, однако согласиться с его позицией трудно. Задавать вопросы, ничего не предпринимая, далеко не самая лучшая реакция на провал крупнейшей разведорганизации».
Что же касается легальной резидентуры, в состав которой входил и Михаил Иванов, то у нее было немного возможностей, чтобы хоть чем-то помочь Зорге. Узнав об арестах, офицеры попытались предупредить о нависшей опасности остальных, остававшихся на свободе членов резидентуры. Капитану Иванову было поручено разыскать Анну Клаузен. Однако получилось наоборот. Когда Михаил вечером, в сумерках вошел в дом, где жили Макс с женой, он увидел в комнате Анну и еще одну иностранку, сидевшую на тахте.
Иванов, руководствуясь легендой, спросил:
– Верно ли, что здесь освобождается дом для сдачи внаем?
Анна, поняв цель его прихода, взволнованно и быстро проговорила, путая немецкие и японские слова:
– Здесь ничего не сдается. Здесь большое несчастье. Прошу вас, уходите скорее…
Совет был дан своевременно. Едва Иванов вышел из дома и замер в темноте, как услышал скрип калитки, разглядел силуэты трех мужчин-полицейских, которые возвращались из ближайшего кафе. Они сокрушались, что вместо того, чтобы посетить район Асакуса, где были расположены публичные дома, им приходится охранять старых иностранок.
Когда они вошли в дом, Иванов незамеченным покинул двор и поспешил подальше от опасного места.
Весной 1942 года в японской печати появится скупое сообщение о раскрытии международной шпионской организации. Подчеркивалось, что кроме шести главных членов резидентуры по этому делу привлечено около 40 японских подданных.
Японцы явно преувеличивали число «шпионов», занося в списки совершенно случайных людей.
В сообщении для прессы было много неясного: состоялся ли суд над арестованными, определена ли мера наказания? Обо всем этом разведчики телеграфировали в Центр.
В 1943 году Токийский окружной суд приговорил Рихарда Зорге и Ходзуми Одзаки к смертной казни. Бранко Вукелича, Иотоку Мияги и Макса Клаузена – к пожизненному заключению. Анна Клаузен получила три года тюрьмы. Кассации адвокатов отклонили. Наступили долгие месяцы ожидания казни.
Через много лет корреспондент газеты «Правда» Владимир Чертков спросит генерал-майора Михаила Иванова: «А Зорге могли спасти?» «Могли», – ответит он.
«6 ноября 1944 года, – расскажет Иванов, – на торжественный прием в советском посольстве в Токио по случаю 27-й годовщины Октября впервые за всю войну приедет министр иностранных дел Японии Мамору Сигемицу. Он говорил о положении на фронтах, подчеркивал дружеские отношения между СССР и Японией, сохранивших нейтралитет на протяжении всех тяжелых лет войны. Даже распространялся о каких-то симпатиях к людям России, их стойкости и способности сопротивляться невзгодам.
Мы чувствовали, что он ждал инициативы с нашей стороны. Возможно, скажи посол Яков Малик или я какие-то фразы о судьбе Зорге и его друзей – появилась бы надежда спасти их жизнь…