Легенда об Эльфийской Погибели - стр. 8

Поручения Минервы перестали донимать Кидо в ту же секунду, когда древо помоста окрасилось кровью. Оставшись без работы, что занимала весь его разум в последние дни, капитан бесцельно слонялся по замку, пока не встретил такого же задушенного сомнениями меня. Единогласным решением было утопить мысли в жидком золоте медового эля.

– Я никогда не хотел быть принцем, – произнес он подавленно, вспоминая разговор, произошедший во время нашего прошлого визита в таверну. – И теперь мне кажется, что у меня нет права скорбеть по отцу.

– Право на скорбь есть у каждого. Взгляни, – я кивнул на полупустые столы за его спиной. – Таверны пустуют, бочки с элем пылятся. Народ скорбит. Почему нельзя тебе?

– Потому что я обрек того старика на смерть, но отец так и не отомщен.

– Ты не мог спасти его.

Я четко произносил каждую букву, будто заставляя поверить в сказанное и себя. Что мы имели против воли Минервы? И все же гадкий, гнилой привкус вины на языке отравлял мои слова.

– Однако, оставшись на своем посту, можешь попытаться спасти остальных.

– Звучит, конечно, здорово, – хмыкнул он. – Но один я не справлюсь.

Я поднял пинту и вытянул руку вперед. Мы стукнулись кружками, обмениваясь каплями эля, как делали воины в знак дружбы и верности – чтобы доказать отсутствие яда в напитке, – и сделали несколько шумных глотков. Пинты шли одна за другой, согревая тело изнутри и расслабляя мышцы. Чем больше ночь укрывала Грею, тем быстрее заполнялся зал; горожане заходили угрюмые, измученные, но спустя несколько глотков на их лицах возникали улыбки, а смех наполнял воздух над их столами. Жизнь возвращалась в привычное русло, как и должно, но мы знали: мир двигался к хаосу.

Разум, как и тело, расслабился: взгляд стал менее внимательным, движения замедлились, слух притупился. Голос стал громче, шутки – глупее. К нашему скромному застолью постепенно присоединялись знакомые лица: подопечные капитана – Аштон, Брук и даже юный Марли – старательно разряжали обстановку, смеша начальника свежими байками. Оглядывая гуляющих стражников и торговцев, я не заметил, как руки Скайлы упали на мои плечи и принялись усердно их разминать.

– Господин, вы так изменились с нашей прошлой встречи!

– Разве?

– Да, – наклонилась официантка к моему уху. – Ваши плечи набрали силу, а руки будто выкованы из стали…

– Скайла, – протянул капитан. – Вот ты как, значит? А как же я?

– Меня хватит на двоих.

– На сегодня ты свободна, – сказал Кидо, бросая ей монету. – Мы не в настроении для утех.

Я снял с себя мозолистые женские руки. Служанка ничуть не расстроилась; как и всегда, когда дело касалось щедрого капитана, она получала деньги, превышающие стоимость ее работы. Кидо уставился на меня пустыми глазами; сегодня он был не в силах врать своим друзьям – это давалось ему тяжелее всего.

– Я не хочу возвращаться, – прошептал он, наклоняясь ко мне. – Но если выпью еще хоть глоток, то мой внутренний мир станет достоянием общественности.

Капитан пошатнулся, и я тут же подхватил его, поднимая на ноги; гвардейцы понимающе кивнули, пожелав быстрой дороги и легкого пробуждения. К счастью, Кидо мог идти самостоятельно; я служил лишь опорой на случай, если ветер подует слишком сильно или камень внезапно и подло попадет под сапог. Фалхолт пытался говорить со мной, но все его речи были абстрактными рассуждениями – о природе любви, о звездном небе, о воле богов, – и совсем не требовали моего ответа. Он говорил обо всем, обходя темы смерти отца и разлада с Лэндоном; точнее, обходил, пока не придумал, как можно говорить о последнем так, чтобы проходящие мимо горожане не связали его слова с советником.