Легенда о сепаратном мире. Канун революции - стр. 10

Русское общество, питавшееся во время войны в значительной степени слухами, до прославленной речи Милюкова в Гос. Думе 1 ноября 16 г., знало только об одном факте – о приезде в Петербург в декабре 15 г. из Австрии фрейлины Васильчиковой, выступившей в изображении тогдашних газет в роли передатчицы предложения о сепаратном мире. В действительности же этому приезду предшествовали три письма Васильчиковой, обращенные к Государю, – два из Австрии, 28 февраля и 17 марта, и третье – 27 мая из Берлина. В первом Васильчикова в самых общих чертах писала, что ее посетили три влиятельных лица (два немца и один австриец), не принадлежавшие к составу дипломатического корпуса, но находившиеся в сношении с царствовавшими представителями Австрии и Германии. Эти люди просили довести до сведения Царя ту беседу, которую они имели с находившейся более или менее в «плену», в своем имении в Земмеринге близкой русской царской семье фрейлиной. Васильчикова обращалась к русскому царю («сильнейшему властителю»), как к инициатору Гаагского мирного конгресса, с призывом своим «могучим словом» остановить пролитие крови, пока еще воюющие стороны находятся в одинаковом военном положении. Она писала, что ни в Австрии, ни в Германии нет «никакой ненависти против России», и что на ее вопрос о Дарданеллах собеседники ответили: «Стоит русскому царю пожелать, проход через проливы будет свободен». 17 марта по просьбе тех же лиц Васильчикова вновь повторяет содержание первого письма, не будучи уверенной в том, что письмо дошло по назначению. «Мы просим русского Государя, не побежденного, а победителя (после взятия Пржемышля) в качестве такового произнести слово мир, и ему пойдут всячески навстречу – и вопрос о Дарданеллах будет решен, конечно, не в пользу Англии, а России» – передавала Васильчикова слова своих собеседников. Перед тем она сообщала, что из секретнейшего источника известно, что Англия намерена себе оставить Константинополь и создать на Дарданеллах новый Гибралтар…

27 мая, т.е. больше чем через два месяца, Васильчикова писала уже из Берлина, что ее посетил министр ин. д. фон Ягов, которого она давно знает и который просил ее сообщить Царю, что Германия «искренне желает прекратить войну»: мир «вопрос жизни и смерти для обеих стран». «Оба соседние царствующие дома должны поддержать свои старые монархические и дружественные традиции». Продолжение войны считают здесь «опасным для династии». Политическими заправилами войны являются франкмасоны, радикалы и tuti quanti, цель которых низвергать троны. Россия выиграет гораздо больше, если она заключит «выгодный мир» с Германией, даже и в вопросе о Дарданеллах, ибо Англия, «несмотря на все свои обещания», никогда не позволит оставить Константинополь во власти России. Свидевшись с находившимся в плену племянником, Милорадовичем, Васильчикова с его слов передавала, что англичане, не стесняясь, говорят, что «как только будет мир, мы немедленно заключим союз с Германией, чтобы напасть на Россию». (Недаром Хомяков говорил про Англию – «коварный Альбион».) Васильчикова виделась с вел. герцогом Гессенским. «Лишнее говорить, – добавил автор письма, – с какой любовью он говорил про Вас и Императрицу и как искренне он желает мира и как радовался, что ф. Ягов решился со мной высказаться». «Это письмо будет доставлено в Царское Село, – заключала Васильчикова, – и передано дежурному флигель-адъютанту для передачи в собственные руки Вашего Величества. Смею просить приказать мне дать ответ, который могу передать ф. Ягову. Я буду его здесь ждать, а потом, увы, должна вернуться в Klein Vortenstein, который до окончания войны не имею права покинуть. Если Ваше Величество решит с высоты Вашего престола произнести слово мир, Вы решите судьбу народов всего мира, и если Вы пришлете доверенное лицо, одновременно такое же лицо будет послано отсюда для первых переговоров».