Ледяной свидетель (сборник) - стр. 21
– Ну вот, а говорите – не по вашей части, – улыбнулся Гуров. – Это же умозаключения, достойные первоклассного следователя!
– Перестаньте, я и патологоанатом неплохой, – отмахнулся Уткин. – Переквалификация меня не интересует.
– А можно предположить, на чем он приехал в Москву?
– Предполагать можно все что угодно, – усмехнулся эксперт. – Но предположения должны на чем-то основываться, не так ли?
– Разумеется. Например, на следах на одежде.
– С этим вопросом к другим экспертам, – покачал головой Уткин, – возможно, они и обнаружат какие-то следы. По моей части сделать подобные выводы не представляется возможным. Он мог приехать и на автомобиле, мог прилететь самолетом, мог поездом. И вообще, неизвестно, когда он прибыл в столицу. Так что поинтересуйтесь этим вопросом отдельно.
– Обязательно поинтересуюсь, – кивнул Лев.
– Кстати, если вам нужно сделать снимок убитого для идентификации личности, делайте это немедленно, пока он еще как огурчик. Сейчас, когда тело оттаяло, процессы разложения пойдут с катастрофической быстротой, и очень скоро его вообще нельзя будет узнать.
– Понял. – Гуров поднялся и достал камеру, которую специально захватил с собой для посещении морга.
Уткин откинул простыню, и полковник смог, наконец, лицезреть «своего» убитого подопечного. Довольно мужественное лицо, не лишенное приятности, темно-русые, действительно хорошо подстриженные волосы. Глаза его были закрыты, и Гуров осторожно оттянул веко. Показался мутный зрачок с голубоватой радужкой.
Он быстро сделал несколько снимков с разных ракурсов, просмотрев, остался доволен и вернулся к разговору с Уткиным.
– Василий Михайлович, а что-нибудь о роде занятий этого человека вы можете сказать? Ну, физическая работа, кабинетная или творческая? Вы же опытнейший специалист, к тому же очень наблюдательный! Загар вот отметили, а я бы и внимания не обратил, – с надеждой посмотрел Лев на эксперта.
Уткин хитровато усмехнулся и, покрутив седеющий ус, произнес:
– Не пытайтесь мне льстить, Лев Иванович, это лишнее. Я не нуждаюсь в словесных поощрениях. Если в чем-то уверен, я и без этого выдам вам всю полагающуюся информацию. Ну, а если не уверен, – развел он руками, – для чего вводить следствие в заблуждение?
– Я вас отлично понял, Василий Михайлович, – сказал Гуров, – поэтому прошу просто, неофициально поделиться своими соображениями. Как говорится, не для протокола…
– Ну, если не для протокола… – с сомнением покачал головой Уткин. – Ему приходилось много печатать на компьютере либо играть на клавишном инструменте. Я обратил внимание на подушечки его пальцев – они слегка приплюснуты. Такая деформация не возникнет за один день или даже месяц.
– Писатель, музыкант?
– Лев Иванович! Я так и знал – сунь вам палец, вы всю руку откусите! Хватка у вас железная! Для опера это, конечно, качество полезное, но пожалейте меня, ради бога! Откуда я могу это знать? Я лишь излагаю выводы, сделанные на основании фактов. И делаю это, как мы договорились, без протокола. Кому-либо другому, не вам, я бы вообще своих соображений высказывать не стал.
– Не обижайтесь, Василий Михайловч, – поспешно прижал руки к груди Гуров, расшаркиваясь перед стариком. – Я просто рассуждаю вслух. Не обращайте внимания, продолжайте.
– Полагаю, что все же не музыкант, – немного посопев, снова заговорил эксперт. – У клавишников пальцы обычно длинные и тонкие, изящные. Присмотритесь как-нибудь к рукам пианиста – вы не увидите толстых и коротких пальцев. А у этого парня они хоть и не толстые, но недостаточно изящные, на мой взгляд. И не такие длинные. К тому же ему много приходилось писать обычной авторучкой, о чем свидетельствует загрубевшая кожа на среднем пальце правой руки.