Ледник Плакальщиц - стр. 23

– Береги, ценная вещь. И обязательно покажи ее Яношу. Наверное, ты его еще не знаешь, Янош Тан, этот молодой… умник, – женщина чуть фыркает, но потом улыбается. – Хотя в бытовой культуре старого народа он действительно понимает лучше многих.

Я поднимаю взгляд.

Плакальщица. Женщина.

«Что?»

– Ну, скоро завтрак. Забирай. И даже если ты потеряла, это не причина плакать… хотя, наверное, вещь для тебя памятная.

– Нет. Это не мое. Не Аленкино, это случайно, – быстро начинаю я.

– Тогда тем более. Покажи Яношу, он обожает и коллекционирует такие штуки. Вам все равно желательно подружиться, раз вместе будете на экспедиции. Я-то до конца не пойду, только подготовлю. Кстати, меня зовут Люси Комарова.

– Марта Сюин, – тупо называю себя.

– Ты ведь дочка Николая Садовского? Я была его студенткой, – она садится на ковер рядом. Получается неловко, халат мешает.

Я киваю:

– Отец взял фамилию матери, когда они поженились.

– Да, он всегда любил культуру старого народа… ты похожа на него, хотя и на мать, похоже, тоже. Ее не знала. Что ж, не забудь про Яноша и забирай свою вещицу, не теряй больше. Очень редкая.

Она встает и уходит. Я ловлю взгляд Аленки. Пожимаю плечами, та повторяет мой жест.

Фигурка остается на ковре рядом с моей рукой, и первый порыв —выбросить в канализацию, смыть в унитаз, вышвырнуть в окно. Но я не делаю этого.

Весь ужас отступает. Мне даже немного стыдно, щеки горят. Правила интерната – это правила интерната, но здесь Сфера Науки. Конечно, они интересуются такими фигурками, ведь религиозные чистки перебили всех, кто верил в Инд как в богиню. Борьба с религиозным мракобесием и все прочее. Отец с матерью рассказывали спокойно, не осуждали, но и не считали подвигом, а потом отец добавлял, что теперь стало трудно найти артефакты материальной культуры. Фигурка —просто такой «артефакт».

Вот и все.

– Все хорошо, – говорю я Аленке, еще шмыгая носом и поднимаясь на ноги. Вздыхаю. Утро началось глупо и странно, надеюсь, день будет получше.

Янош.

Интересно, кто это такой?

Мы спускаемся на завтрак, и я почти сразу же теряюсь. Столовая при свете утренних ламп цветная: синий, желтый, белый оттенки. Пахнет едой. Людей очень много, все взрослые, гораздо старше меня и Аленки, самым младшим около двадцати, старшим – наверное, за шестьдесят. Аленка поднимает на меня взгляд: она не очень знает, что делать, и я пожимаю плечами в ответ – наверное, как обычно. Вон там берут подносы, подходят за раздачей. Все в порядке.

Мы так и делаем, берем по подносу. Подходим, очередь небольшая, но впереди старичок, который очень долго выбирает. Мы с Аленкой снова переглядываемся: можно выбирать? В интернате ты выхватывал кусок и убегал подальше, торопясь его съесть, если не успеешь за десять минут – выгонят, ну и другие забрать могут. Старичка никто в открытую не подгоняет, хотя женщина в форме-хаки с завязанными косынкой волосами хмурится.

Потом наша очередь. И я понимаю старичка: куча блюд, некоторых я даже не знаю. Вон то, желтое, яичница. С красным – должно быть, овощи. Куски рыбы узнаю без труда. Колбасы тоже, хотя они выглядят иначе, чем домашняя из оленины. Упаковки с чем-то запечатанным вообще ни на что не похожи, хотя на них нарисованы ягоды – черника, клубника, ежевика.

Мы набираем побольше всего. Я хватаю целых два запечатанных стакана с рисунками вишни и ежевики. Аленка пытается сцапать четыре, но у нее не хватает места на подносе.