Лед - стр. 3
Безымянный главный герой «Льда» разыскивает девушку с серебряными светящимися волосами: в этом легко увидеть одержимость наркотиком, но такая интерпретация была бы слишком скучной. На первый взгляд «Лед» кажется романом-катастрофой, действие которого происходит в необозримом будущем, однако в него вшита древняя сказочная структура, несомненно, знакомая интересовавшейся психоанализом Каван. Путешествие по морю, меняющемуся под натиском тепловой катастрофы, через территории, охваченные войной, – это путь героя через огненную реку в запредельное, в тридесятое царство, на территорию смерти. Впрочем, у этого архаичного сюжета есть реальный прообраз. Во время Второй мировой войны Каван находилась в Новой Зеландии (ее неуловимо напоминает одно из мест событий «Льда»), тогда еще колонии Соединенного Королевства, но приняла решение вернуться в Лондон, где, как она опасалась, могли осудить за дезертирство ее друга и любовника, драматурга-пацифиста Иэна Гамильтона. Каван пересекла воды, находящиеся в зоне боевых действий, на военном корабле «Троянская звезда» вместе с одиннадцатью пилотами военно-воздушных сил Новой Зеландии. Она была единственной женщиной на борту.
Розыски прекрасной девушки и противоборство с похитившим ее правителем – это одна из вариаций сказки о трудной задаче. Обретение возлюбленной – способ воцарения героя, а любовь – не более чем орудие победы над соперником. У Каван «добрый» и «злой» возлюбленные сливаются, героиня для них – лишь объект желания, то притягательный, то раздражающий. Но, поместив сказку в жерло катастрофы, Каван меняет ее изначальный смысл: победить на пороге гибели невозможно. Герою не остается ничего другого, кроме как увидеть ту, кого он так долго преследовал, и спросить, чего же она всё-таки хочет.
Хелен Фергюсон сказала бы ему: «Оставь меня в покое».
Анна Каван ответила: «Не унижай меня».
Ирина Карпова
один
Я потерялся, смеркалось, я был за рулем уже много часов, и бензин был на исходе. Перспектива затеряться среди безлюдных холмов ночью пугала, поэтому, заметив указатель и съезд к заправке, я вздохнул с облегчением. Воздух снаружи, когда я опустил окно, чтобы поговорить с заправщиком, оказался таким холодным, что пришлось поднять воротник. Заливая бак, он заговорил о погоде. «Не припомню, чтоб в это время стоял такой холод. А синоптики говорят, еще и не так подморозит». Большую часть жизни я провел за рубежом: служил в армии или исследовал труднодоступные территории; я только что вернулся из тропиков и не слишком понимал, насколько сейчас должно быть холодно, так что его зловещий тон изумил меня. Мне не терпелось двинуться дальше, и я спросил у него дорогу до нужной мне деревни. «В темноте вам ее ни за что не найти. Дорога туда разбита и обледенела. А гололед на горных дорогах очень опасен». Похоже, он намекал, что при сложившихся обстоятельствах в такой путь мог пуститься только безумец, что меня весьма раздосадовало. Оборвав его путаные объяснения, я расплатился и уехал, не ответив на его предостерегающий окрик: «Поосторожней там на льду!»
Скоро совсем стемнело, я заплутал и заплутал безнадежно. Я понимал, что надо было послушаться заправщика, и в то же время сожалел, что вообще заговорил с ним. Его слова почему-то меня растревожили, превратившись в дурное предзнаменование для всей экспедиции, и я начал сожалеть, что вообще в это ввязался.