Лазурь и Пурпур. Месть или Любовь? - стр. 2

-Я не буду это носить, - заявила Кьяра, сбрасывая жесткий кружевной воротник и ища на ощупь завязки корсажа.

-Будешь, - отрезал Сфатион, обходя дочь по кругу и поднимая с пола этот искусный тканый ошейник. - Выйдешь замуж, родишь минимум двоих наследников, одного из которых отошлешь в Красные земли, чтобы я мог его воспитать, тогда и будешь выглядеть как захочешь.

-Это не та судьба, которая... - Кьяра хотела закончить шуткой, не бросая вызова отцу, которого боялась до дрожащих поджилок, но Сфатион ее перебил, мигом посуровев:

-Кто ты такая, чтобы рассуждать о судьбе? Привыкла прятаться за нашими спинами, моей и братьев, и выросла избалованной. Но они мертвы, игры закончились, и это первый раз, когда ты можешь быть хоть сколько-то полезной Красным степям.

Как и всегда, он говорил так, будто резал. Ни капли любви, ни капли тепла, скорее в его голосе звучало желание сломать недостаточно покорную дочь — как и во время всех тех бесчисленных бесед, в которых он учил ее жизни. Однако в этот раз его суждения были еще и жестоки. Кьяра объясняла себе это тем, что после смерти троих сыновей, отец пошатнулся в своем ментальном здоровье. Она почти принимала мысль, что ее присутствие злило отца, ведь Сфатион явно жалел о невозможности обменять жизнь Кьяры на жизнь любого из ее братьев, — и это вызывало у нее глухую боль — так болят отбитые гибкой тростью, уже онемевшие руки.

Кьяра бросилась бы отцу в ноги и умоляла не оставлять ее в Стратаците, если бы это имело смысл. Но Сфатион Теренер скорее предупредил бы охрану замка, что следить за невестой нужно внимательнее, чем отменил свой приказ — и слезы, и слабость он глубочайше презирал. Кьяра в который раз глядела на его смуглое, исчерченное морщинами лицо, на заплетенные в сложные косы длинные седые волосы с редкими рыжими прядями, на холодные карие, почти черные глаза и глубокие тени, залегшие под ними, на болезненный разворот плеч... Нет, отец не сжалился бы. Он страдал и нес это страдание всем, кто оказывался рядом, он был уверен в своей правоте и покарал бы дочь за любые признаки несогласия.

Поэтому Кьяра проглотила свое негодование, поправила на себе дутый полумесяц накладок на бедра и улыбнулась, будто это было легко:

-Хорошо, отец, как скажешь.

Сфатион удовлетворенно кивнул, не распознав за покорностью правды: Кьяра не собиралась смиряться со своим положением — ни ради отцовского признания, до которого было дотянуться сложнее, чем до горизонта, ни ради какой-то эфемерной пользы Красным землям, из-за глупости братьев впавшим в немилость ко всем важным фигурам Империи.

Молчаливое согласие, жертвенная поза, выводок светловолосых детей — это недоразумение не могло быть ее судьбой. Кьяра хотела стать гордой воительницей степей, быстрой и ловкой, она уже умела в бою поставить на колени противника вдвое больше себя!

Никогда еще Кьяра не встречалась с ситуациями, из которых не было выхода — и эту таковой не считала.

Если бы отец не грозил казнью Гэрэле, вырастившей Кьяру после смерти матери, Кьяра покинула бы замок в тот же миг, что отец шагнул в портал. Но раз ей пришлось задержаться, то она была готова искать достойный повод улизнуть из-под венца.

.

Сфатион покинул замок, даже не поговорив с Таном Стелером, которому Кьяра была назначена в жены. Иногда Кьяра задумывалась: дрогнуло бы отцовское сердце хоть чуточку, если бы она в письме рассказала, как Тан распускает руки, какие оскорбительные и уничижительные высказывания себе позволяет, что относится к ней как к вещи для удовольствия, требуя близости для проверки ее намерений? И приходила к выводу: нет. Отец мог лишь сказать, что женская доля непроста, и велеть ей терпеть. Поэтому раз в два дня она отсылала портальной почтой формальную краткую весточку, терпеливо ожидая возможности покинуть Стратацит.