Лаять не на то дерево - стр. 9
А еще был стул. Из-за специфической манеры исполнения Гульду требовался особый стул. Сиденье располагалось на высоте чуть более 30 сантиметров от пола и было наклонено вперед, чтобы ему было удобно сидеть на самом краешке. У него было так много специальных требований, что в итоге отец изготовил ему стул на заказ. Гульд пользовался этим стулом на протяжении всей карьеры, возил его с собой на все выступления. За годы стул значительно поизносился, и под конец его пришлось скреплять проволокой и клейкой лентой. На записях концертов даже слышно, как он поскрипывает.
И все же, несмотря на свою чудовищную эксцентричность, Гульд завораживал слушателей своей музыкой. Как сказал однажды музыкальный руководитель Кливлендского оркестра Джордж Селл, «этот чудак гениален».
Однако никакого мастерства, славы и успеха могло и не быть. Да, Гульд был одаренным ребенком и достиг профессионального уровня владения инструментом к 12 годам, но он был таким странным и чувствительным, что в течение нескольких лет его пришлось обучать на дому, потому что он не мог выносить постоянного напряжения, вызванного необходимостью общаться с другими детьми.
Гульд мог вырасти совершенно неприспособленным к реальному миру взрослым. Как же ему удалось добиться успеха и войти в число величайших представителей своего поколения? К счастью, он родился в среде, идеально подходящей для его хрупкой натуры. Родители оказывали ему невероятную поддержку – делали для него практически невозможное. Мать посвятила себя развитию его таланта, а отец тратил по 3 тысячи долларов в год на музыкальное образование Гленна. (Думаете, 3 тысячи долларов – это ерунда? Заметьте, что речь идет о 1940-х годах. Это были две среднегодовые зарплаты в Торонто того времени.)
При такой потрясающей поддержке и невиданной трудоспособности талант Гульда расцвел во всей красе. Этот пианист мог проводить по 16 часов в день и по 100 часов в неделю в звукозаписывающей студии. Он не смотрел на календарь, когда планировал эти записи, и забывал, что большинство нормальных людей не хотят работать в День благодарения или в Рождество. Когда Гульда спросили, какой совет он дал бы начинающим исполнителям, он ответил: «Нужно отказаться от всего остального».
Однако его подогреваемая неврозом одержимость приносила свои плоды. Когда Гульду было 25 лет, его пригласили выступить в России. Ни одному североамериканцу не удавалось сделать этого со времен Второй мировой войны. В 28 лет он выступал на американском телевидении с Леонардом Бернстайном и Нью-Йоркским филармоническим оркестром. В 31 год он считался уже легендой музыкального мира.
И тут Гульд решил исчезнуть со сцены. «Я очень хочу оставить последнюю половину своей жизни себе», – заявил он и в 32 года полностью прекратил концертную деятельность. В общей сложности он дал менее 300 концертов. Большинство гастролирующих музыкантов набирают такое количество всего за три года. Гульд продолжал работать как безумец, но больше не выступал на публике. Ему нужен был полный контроль, который можно было получить только в студии звукозаписи. И, как ни странно, его уход со сцены никак не ограничил его влияния в мире музыки – более того, оно усилилось. Как отмечает Кевин Баззана, Гульд продолжал «сохранять свое присутствие путем бросающегося в глаза отсутствия». Он работал до самой смерти, которая наступила в 1982 году. На следующий год его внесли бы в Зал славы премии «Грэмми».