Лавандовая комната - стр. 9
Старушка чем-то напомнила ему его мать Лирабель. Возможно, взглядом, зорким и умным. Он сел. Сена слепила глаза своим блеском, небо вздымалось над городом голубым, по-летнему ярким куполом. С площади Согласия доносились шелест шин и тявканье клаксонов, – казалось, тишины никогда не было и не будет. После четырнадцатого июля[7], когда начнутся летние каникулы и парижане временно оккупируют морское побережье и горы, в городе станет чуть свободней. Но даже в эти дни Париж будет таким же шумным и ненасытным.
– Вы тоже так иногда делаете? – спросила вдруг бабушка. – Перебираете старые фотографии и смотрите, не видно ли по лицам умерших, что они чувствуют близость смерти?
Мсье Эгаре отрицательно покачал головой:
– Нет.
Старушка открыла дрожащими пальцами, покрытыми старческими пигментными пятнами, висевший на шее медальон:
– Это мой муж. За две недели до смерти. Представьте себе: чик – и ты уже молодая вдова, и у тебя вдруг пустая комната…
Она провела пальцем по крохотному портрету супруга, ласково щелкнула его ногтем по носу:
– Как спокойно он смотрит! Как будто все его планы обязательно должны осуществиться. Вот так смотришь в объектив и думаешь, что жизнь никогда не кончится. И вдруг… бонжур, вечность!
Она замолчала.
– Я, во всяком случае, больше не фотографируюсь, – сказала она после паузы и подставила лицо солнцу. – А у вас есть книги о смерти?
– Есть. И даже много. О старости, о неизлечимых болезнях, о медленной смерти, о быстрой смерти, об одинокой смерти, где-нибудь на полу больничной палаты…
– Я иногда думаю: почему больше не пишут книг про жизнь? Умереть может каждый, а вот жить…
– Вы правы, мадам. О жизни можно было бы рассказать очень много. О жизни с книгами, о жизни с детьми, о жизни для начинающих.
– Так напишите.
Как будто я главный консультант в этой области.
– Я бы лучше написал энциклопедию тривиальных чувств. От «а» (какая-нибудь «аллергия на путешествующих автостопом») до «я» («ярость, вызываемая комплексами по поводу пальцев ног, якобы могущих убить любовь»).
«Зачем я говорю это совершенно чужому человеку?» – подумал Эгаре.
Не надо было открывать комнату!
Бабушка потрепала его по колену. Он вздрогнул. Прикосновения были ему противопоказаны.
– Энциклопедия чувств… – повторила она с улыбкой. – Да, про пальцы ног – это мне знакомо. Энциклопедия тривиальных чувств… Вы знаете этого немца? Эриха Кестнера?
Эгаре кивнул. В 1936 году, незадолго до того, как Европа погрузилась в черно-коричневый мрак, Кестнер поделился с читателями своими запасами поэтических медикаментов, опубликовав «Лирическую домашнюю аптечку доктора Кестнера». «Эта книга посвящена лечению и профилактике личной жизни, – написал он в предисловии. – В гомеопатических дозах она поможет пациентам преодолеть мелкие и серьезные трудности бытия. Область применения – среднестатистическая внутренняя жизнь».
– Кестнер как раз и есть главная причина, по которой я назвал свой плавучий магазин «Литературной аптекой», – сказал Эгаре. – Я хотел лечить чувства, которые не считаются заболеванием. Все эти маленькие эмоции и ощущения, которые не интересуют терапевтов, потому что они якобы не поддаются диагностике и несущественны. Например, чувство, что еще одно лето подходит к концу. Или ощущение, что осталось слишком мало времени, чтобы найти свое место в жизни. Или горечь от осознания того, что еще одна связь рвется, так и не пустив корней, и нужно заново начинать поиски спутника жизни. Или тоска, которую испытываешь утром в день рождения. Ностальгическая грусть по далекому детству. Ну и так далее.