Ланцет и Мейстер. Дело № 1. Ведьмин кот - стр. 26
Он благодушно улыбнулся, но темно-серые глаза остались по-змеиному холодными, и Видо под этим взглядом почувствовал себя мальчишкой, которого ругают за мелкий, но чрезвычайно стыдный грех вроде воровства пирожков с кухни семинарии или испачканную во сне простыню.
«А я ведь не помнил, как ее зовут, – мелькнуло у него в мыслях. – Ни ее имени, ни отцовского. И еще явился предъявлять претензии! Но… ведь он не прав! Не может быть прав! Или… может?!»
– Вы чрезвычайно ревностно относитесь к службе, герр патермейстер, – с оскорбительным сочувствием сказал Фильц. – Это в высшей степени похвально. Однако вспомните пословицу: «Сабля, которую слишком часто затачивают, ломается первой». Это не значит, что обязанностями нужно пренебрегать. Но поверьте опыту человека, который служит в капитуле уже тридцать лет – если будете тратить силы так безрассудно, рано или поздно закончатся либо они, либо ваши пылкость и усердие. Далеко бежит тот, кто бежит медленно…
«Ему осталось только благословить меня и сказать: „Идите и не грешите, сын мой!“» – подумал Видо.
– Желаете, чтобы я сообщил отцу девицы о ее смерти? – равнодушно поинтересовался Фильц и потянулся, чтобы взять сосуд.
– Нет! – выдохнул Видо. – Я сам… Отправьте пока это… на ледник. И вызовите на завтра городского художника – снять портрет с убитой ведьмы, пока лицо не изменилось от соли.
– Разумеется, – склонил голову секретарь и безразлично добавил, словно не нарушал только что субординацию, поучая высшего по должности: – Чем еще могу служить?
Видо только мотнул головой и вышел, изо всех сил пытаясь держать спину прямо. Казалось, что из него вытащили стержень, на котором держались и разум, и воля, и старание.
Оказавшись в коридоре, он в полном изнеможении привалился спиной и затылком к стене, чувствуя приятный холод от камня. Только сейчас он понял, как чудовищно, невозможно устал. Эти недели, когда напряжение и азарт работы не давали толком спать, потом бой с ведьмой, навалившаяся вина за смерть людей… И сейчас, когда Фильц отчитал его, словно юнца, впервые надевшего звезду патермейстера, Видо даже разозлиться по-настоящему не мог! Потому что в словах секретаря было слишком много правды!
Примерно то же самое говорил наставник, только у него это звучало иначе – мягче, сочувственнее, убедительнее. Ни один человек в мире не мог бы обоснованно обвинить генерал-мейстера Фалька в пренебрежении обязанностями или в равнодушии к службе. Но ведь у Фалька получалось отдавать служению ровно столько сил и времени, сколько можно и нужно, не больше и не меньше! И если Видо, который пробыл у него в личном подчинении три года, так этому и не научился, значит, он дурной и бездарный ученик!
«Господи! – подумал Видо, понимая, что силы вот-вот закончатся, и он попросту свалится, а сделать нужно еще так много! – Наставь, укажи путь! Что я делаю не так и как мне исправиться? Если правы те, кто старше и опытнее, как мне соединить их мудрость с необходимостью успеть как можно больше? Они говорят, что нужно щадить себя, а я боюсь! Боюсь не спасти тех, кого спасти можно, кого от погибели отделяет лишь несколько шагов! Может быть, один час, который я проведу праздно, будет стоить кому-то жизни и души! Как мне понять, кому и когда отдать этот час?! И если они правы, как вообще можно жить, зная, что все равно всего не сможешь и не успеешь?»