Ланарк. Жизнь в четырех книгах - стр. 3
– Нет.
– Еще источники – работа и любовь. Работа – это не кидание угля лопатой и не уроки в школе. Я говорю о работе, которая обеспечивает человеку видное место в обществе. А любовь – это не брак и не дружба. Я имею в виду свободную любовь, которая заканчивается, когда нет больше пылких чувств. Возможно, тебя удивило, что работу и любовь я отнес к одной и той же категории, но и то и другое – это искусство управления людьми.
Ланарк задумался. Мысль Сладдена казалась логичной. Внезапно он спросил:
– Какой работой я мог бы заняться?
– Ты бывал в чайной Галлоуэя?
– Да.
– С кем-нибудь там разговаривал?
– Нет.
– Тогда бизнес тебе не по плечу. Боюсь, придется заняться искусством. Это все, что остается тем, кто непригоден к другой работе, но желает быть на виду.
– Искусство не для меня. Мне нечего поведать людям.
Сладден рассмеялся:
– Ты не понял ни слова из того, что я сказал.
Ланарк был слишком сдержан, чтобы выдать сильную обиду или гнев. Он сжал губы и нахмурился над кофейной чашкой. Сладден продолжил:
– Художник или артист ничего не говорит людям. Он выражает себя. Если он неординарная личность, его произведения удивляют или волнуют публику. В любом случае с помощью искусства он проталкивает свою индивидуальность. Вот наконец и Гэй. Не подвинешься ли, чтобы ей хватило места?
Лавируя между обсаженных народом столиков, к ним приближалась худая хорошенькая девушка с усталым лицом. Она робко улыбнулась Ланарку, села рядом со Сладденом и произнесла взволнованно:
– Я не опоздала? Раньше мне…
– Мне пришлось ждать, – холодно буркнул Сладден.
– Ох, прости, ради бога прости. Раньше мне было никак не выйти. Я не думала…
– Принеси сигареты.
Ланарк растерянно смотрел в стол. Когда Гэй отошла к стойке, он спросил:
– А что ты делаешь?
– То есть?
– Занимаешься бизнесом? Или искусством?
– Я на редкость искусно бездельничаю.
Ланарк стал искать в лице Сладдена хотя бы след улыбки. Тот добавил:
– Работа – это способ навязать себя другим. Мне же для этого ничего делать не нужно. Я не хвастаюсь. Просто так получилось.
– Похвальная скромность, однако ты не прав, утверждая, будто ничего не делаешь. Ты очень хорошо умеешь говорить.
Сладден улыбнулся и взял сигарету, протянутую Гэй, которая кротко вернулась к нему.
– Я не часто бываю так откровенен; большинству мои идеи не по уму. Но мне кажется, я могу тебе помочь. Ты знаком с кем-нибудь из здешних женщин?
– Ни с кем.
– Я тебя познакомлю. – Сладден обернулся к Гэй и, легонько ущипнув ее за мочку уха, спросил благосклонно: – Кого бы ему дать? Фрэнки?
Гэй рассмеялась, и вид у нее тут же сделался счастливый.
– Нет-нет, Сладден, Фрэнки крикливая и вульгарная, а Ланарк из тех, кто занят своими мыслями. Только не Фрэнки.
– Тогда как насчет Нэн? Она тихая и любит изображать послушную девочку.
– Но Нэн по уши влюблена в тебя!
– В том-то и беда. Надоело: стоит тебе коснуться моей коленки, и глядь – она уже рыдает в углу. Отдадим ее Ланарку. Или нет. Я придумал кое-что получше. Я возьму Нэн, а Ланарк – тебя. Как насчет такого варианта?
Гэй наклонилась к Сладдену и изящно коснулась губами его щеки.
– Нет, – сказал он. – Мы дадим ему Риму.
Гэй нахмурилась:
– Не люблю Риму. Она хитрая.
– Не хитрая. Замкнутая.
– Но к ней неравнодушен Тоул. Они держатся парой.
– Это ничего не значит. Он привязан к ней, как к сестре, а она к нему – как к брату. Просто кровосмешение какое-то. Кроме того, она его презирает. Отдадим ее Ланарку.