Лафертовская маковница - стр. 23
Он подвел меня к окну, отдернул занавесь и, указав на дом, находившийся против нашего, продолжал с восторгом:
– Взгляните и признайтесь, что вы никогда не видели подобного ангела!
Глаза мои быстро последовали направлению его перста; я увидел сидящую у окна девушку и в самом деле изумился! Никогда даже воображению моему не представлялась такая красавица. Гриммская улица неширока, и я мог рассмотреть все черты прелестного лица ее. Черные волосы небрежными кудрями падали на плечи, белые, как каррарский мрамор. Ангельская невинность блистала в ее взорах. Нет, ни гений Рафаэля, ни пламенная кисть Корреджия – живописца граций, ни вдохновенный резец неизвестного ваятеля Медицейской Венеры никогда не производили такого лица, такого стана, такого собрания прелестей неизъяснимых! Она взглянула на нас и улыбнулась. Какой взгляд, какая улыбка!
– Алцест, – сказал я, – не удивляюсь вашей страсти; она для меня теперь понятна… Но скажите, как могли вы победить любопытство ваше? Неужели не старались вы узнать имя этого ангела?
– Ах, – отвечал он, – я и сам недавно только узнал, что она здесь живет, хотя прелестный образ ее давно уже ношу в сердце. Месяца два назад я гулял за городом. Вечер был прекрасный, и я, задумавшись, забрел довольно далеко по большой дороге, ведущей в Алтенбург. Подходя к небольшому лесочку, я услышал спорящие между собою два голоса. Спор казался весьма жарким, но, не понимая языка, на котором говорили, я не мог отгадать, о чем шло дело. Из нескольких слов я успел только заключить, что изъяснялись по-испански.
Вы знаете, что я не любопытен, однако в эту минуту какая-то непонятная сила понуждала меня подойти ближе. Я увидел сидящую неподвижно под деревом девушку с опущенными вниз глазами. Белая прозрачная вуаль, которой покрыто было ее лицо, не мешала мне различить ее прелестные черты! Она, казалось, не принимала никакого участия в том, что близ нее происходило, хотя, как я тотчас заметил, сама она была предметом слышанного мною жаркого спора. Перед нею стояли два человека, которых голос и движения изъявляли величайшую ярость. Один из них – высокий мужчина в красном плаще, в треугольной шляпе – хотел подойти к красавице; а другой – гораздо меньший ростом, худощавый, в светло-сером сюртуке, в круглой серой шляпе с широкими, полями – не допускал его. Ссора кончилась дракою. Уже красный плащ повалил на землю своего соперника, уже протягивал он руки к сидящей под деревом девушке, – а я все еще стоял неподвижно, не зная, кому из них предложить свою помощь… Наконец взор, брошенный мною на лицо высокого мужчины, решил мое недоумение. Вы не можете представить, какая адская радость выражалась в его физиономии! Уже схватил он за руку девицу, как вдруг я выскочил из-за кустов.
– Остановись! – закричал я ему по-немецки. – Я не позволю никакого буйства!
Неожиданное мое появление удивило их. Красный плащ взглянул на меня пристально и громко захохотал.
– Пускай же эта госпожа сама решит, кому она хочет принадлежать! – вскричал он.
Я подошел к ней, почтительно поклонился и сказал:
– Ожидаю ваших приказаний, милостивая государыня!
Но она все молчала… Я догадался, что она была в обмороке. Между тем мужчина в сером сюртуке подошел к своему сопернику.
– Вентурино, – сказал он ему, – теперь ты со мною не сладишь. Советую тебе удалиться!