Лабиринты автобиографии. Экзистенциально-нарративный анализ личных историй - стр. 48

собственной жизни – пик-переживаниями, персональными открытиями и пр., когда он остро ощущал себя «живым» (Батай, 1997), был активным участником = творцом происходящего, «автором собственной жизни» (Низовских, 2007). События жизни, пройдя фильтр сознания, трансформируются в события биографического текста, а часть биографем трансформируются в автографемы.

Если биографемы во многом ориентированы на социально заданное значение, приписываемое социумом и символизмом культуры определенным фрагментам жизненного пути, то автографемы в большей степени соотнесены с личным смыслом, с человеческой пристрастностью. Они возникают в сознании как результат первичной герменевтической обработки биографемного материала. Воспользовавшись нашим примером, скажем, что это уже не «дружба» вообще и даже не просто «моя дружба», а «что значила/значит моя дружба с… для меня» или же «моя многолетняя дружба с…», «моя несостоявшаяся дружба с…», «дружба, в которой я был на вторых ролях», «преданная… дружба», «дружба с… переросшая в любовь» и т. д. В автографеме жизненный эпизод предстает насыщенным персональной конкретикой, порой заслоняющей и/или меняющей привычное представление.

Автографемы есть единицы для описания и хранения экзистенциального опыта субъекта, то есть тех «событий жизни», которые конкретная личность, превратила в «события текста», преломив их через собственный опыт, смысловые конструкции, ценностные системы, индивидуальные переживания и пр., то есть через статус «события сознания». Автографемный повествовательный слой личности менее «выговорен», менее «проработан» исследователями и писателями (в силу их тяготения к архетипическим конструкциям и нарративным схемам), тем не менее, он намного более значим, чем биографемный.

Огромная часть личного опыта плотно спрессована в этих единицах, далеко не всегда доступных в межличностных коммуникативных актах (они не «окультурены» и не «омассовлены» так, как биографемы) и часто требуют экзистенциального уровня общения (по К. Ясперсу), доверительного самораскрытия личности. И, конечно, общность тезаурусов на уровне автографем психологически способна сблизить людей гораздо больше, чем общность на уровне биографем. Вероятно, когда люди говорят о «подлинной близости», ощущают «родство душ», речь может идти именно о совпадении содержаний фрагментов экзистенциального опыта («судеб сплетения», как говорил Б. Пастернак).

Автографема есть превращенная форма индивидуально воспринятого жизненного факта, наилучшим образом раскрывающая личности самое себя и самобытность ее жизни. Это семантически свернутый, сжатый микросюжет, ядро которого составлено неким значимым для субъекта событием, воспринятым как имеющим к нему отношение, а обширная и не менее значимая периферия – его оценками, переживаниями, представлениями, образами, домыслами, интерпретациями. И даже сами единицы, как верно замечает М. Н. Эпштейн, здесь более «инвентарны»: анализируя тексты Р. Барта, он, к примеру, упоминает «ожидание», «удивление», «скитание», «аскезу», «катастрофу», «нежность», «безответность».

Назначение автографем – синтез персональной семантики: преломляя информацию о реальности, ставшую достоянием субъекта, через накопленный опыт жизнеосуществления, индивидуальное сознание превращает ее в единицы опыта экзистенциального, если этот опыт задел личность за живое и стал значимым для дальнейшего существования. Упорядочивание, сцепки и согласования автографем образуют новые, может быть, даже отличные от цепочки жизненных происшествий,