Лабиринты автобиографии. Экзистенциально-нарративный анализ личных историй - стр. 32

5. Семантическая ось «Интегральность – ассертивность» может рассматриваться как вариация философской диады целого и частей. В одном случае человек интерпретирует свой жизненный путь, разворачивание его “сюжета” с позиций тяготения к целостности, однонаправленности, «монолитности». Тогда он излагается как будто бы подчинённый одной идее, направленный на некую единую цель, и все части автобиографического повествования свидетельствуют о разворачивании жизненного движении к этому целому. С другой стороны, ось характеризует устремленность человека к полимодальности жизнеосуществления: субъект и его жизнь при такой интерпретации выступают дискретными, прерывистыми образованиями, состоящими из самостоятельных и разнонаправленных в смысловом плане фрагментов – части жизни здесь не подчинены единому смысловому вектору и образуют самостоятельные целые – они важны сами по себе, а не только в контексте реализации некоего гипотетического предначертания, как в первом случае. В первом случае жизнь воспринимается субъектом как однонаправленный, всё себе подчиняющий, вектор, будто бы устремлённый к одной, почти не пересматриваемой во времени цели («Я должен», «Я рождён для…»). В противоположном варианте жизнь воспринимается как ветвящаяся структура, где свершившееся изменение тянет за собой последующий каскад изменений, способных полностью изменить первоначально выбранное жизненное направление и намеченный для себя экзистенциальный проект самовоплощения («Я увидел, что могу», «Мне представился шанс…»). Можно предположить, что здесь интерпретируются потенциальные возможности собственной жизни и ставится вопрос: «Жизнь разворачивается как единое целое вне зависимости от моего участия в ней или она состоит из дискретных сюжетов, предусматривающих возможность моего личного выбора и участия?».

«В книге моей жизни есть несколько совершенно не похожих друг на друга страниц, и я на каждой из них – разный. Одна страница, почти уже забытая – это детство, а родился я давно, в 1930 году. Я был тихим, послушным мальчиком из хорошей семьи – моя мать работала костюмером в театре, а отец был мастером на обувной фабрике. Когда я родился, они уже оба были в возрасте, я был их поздним и единственным ребёнком. Я хорошо учился в школе, не озорничал, не водился с плохой компанией. Очень любил математику, ходил в кружок авиамоделирования в Доме пионеров – тогда многие мальчишки бредили самолётами и небом. Отец всегда следил, чтобы я побольше читал, а мать брала с собой в театр не только на детские утренники, но иногда и на вечерние, взрослые спектакли. Не скажу, конечно, что я дитя кулис, но это с детства привило мне какие-то идеалы. По выходным мы всегда ходили в кино, зимой катались в парке на лыжах, а летом снимали дачу под Истрой. Там мы с отцом пробовали запускать мои “авиамодели”: так и вижу нас с ним, бегущими по краю зелёного обрыва… Жизнь казалась ровной дорогой… Когда началась война, отца почти сразу призвали, и он погиб в первые же дни. Мы с матерью вместе с театром уехали в эвакуацию в Казахстан. Мать, которая и без того была слабая здоровьем, да ещё сломлена горем, умерла в 43-ем от тяжелой пневмонии, и я, домашний ребёнок, оказался в детдоме с его незнакомыми мне порядками, детской жестокостью, несправедливостью, озлобленностью. Я был тихий, слабый, неприспособленный к самостоятельной подростковой жизни, другие мальчишки этим пользовались, и мне часто от них доставалось: меня дразнили, били, у меня всё время что-то воровали, сваливали на меня вину за все проступки… Я закрылся и озлобился на весь мир. В том детдоме, хотя я пробыл там всего около двух лет, для меня началась совершенно другая жизнь, и я сам стал другим. После семилетки я, как детдомовец, был отправлен в ремесленное училище, где мои технические способности не прошли мимо учителей. Там я быстро пробился из аутсайдеров в авторитеты… После училища стал работать на заводе – и снова, вроде, ровная дорога. Вот сейчас понимаю, что я тогда был уже совсем другой человек, чем раньше. Вот скажите, разве бывает так, что ты превращаешься в свою противоположность? А со мной это было. В то время мы гуляли компаниями, ходили на танцы, много дрались стенка на стенку. А я жестоким стал после детдома, слабость и сомнения в себе скрывал грубостью, иногда – как с цепи срывался и в одной из драк сильно покалечил парня моих лет – за девчонку, которая того и не стоила. Она, я и тогда это понимал, была только поводом для сбрасывания моей обиды, злости, отрицательной энергии. Я искал такие поводы. Дали мне пять лет. И вот – снова жизнь развернулась в иную сторону. Тюрьма хорошему не научит, не верьте. И меня не научила. Вышел, правда, не сломленный, с решимостью жизнь переменить. Но на приличную работу с судимостью не брали, пошёл вопреки себе и дружкам на стройку простым рабочим. Ничего в те годы у меня не было – ни жилья, ни семьи, ни образования, ни перспектив, одна озлобленность, тоска и угрюмость. Жил одним днём – от получки до получки, и всё равно пытался что-то сложить из своей жизни. Единственное, что было хорошо – я не пил, как остальные работяги. Может, конечно, в конце концов, и спился бы – от безнадёги, от тогдашней выпрямленной, простенькой советской житухи. Но рассчитывать мне было не на кого, старался держаться. Помню, что очень хотел учиться дальше. Но с чего начинать? Ни кола, ни двора. Деньги были нужны отчаянно, и я со своими двумя тюремными дружбанами подрядился дачки строить и ремонтировать. Дружки мои быстро сели по новой за кражу стройматериалов, а меня каким-то случаем новая отсидка миновала. Случилось другое – как-то в поисках заработка я подрядился на ремонт кровли у одного старого одинокого профессора, тоже, кстати, своё отсидевшего по молодости, но реабилитированного. Несколько выходных жил у него на даче, как водится, вечером выпивали – разговоры разговаривали, я ему о своей жизни и о детских мечтах рассказал, про самолёты-то. А он познакомил меня со своим другом-авиастроителем. С судимостью меня на авиапредприятие, конечно, не взяли, но он помог мне устроиться водителем к одному начальнику и поступить в МАИ на вечернее. И вот снова, смотрите – казалось бы, шёл я уже по кривоватой дорожке, ан она выпрямилась. Жизнь порой такие крутые повороты делает, такие виражи закладывает! Когда начал учиться, что-то во мне встрепенулось-вспомнилось-ожило. Я постарше других был, в жизни побольше понимал, учился, как зверь. На практику пошёл к тому самому Андрею Феоктистовичу, другу моего профессора. Через его протекцию всё же взяли меня в конструкторское, а работать я и умел, и любил, поэтому быстро стал продвигаться по служебной лестнице наверх, преодолевать чужие предубеждения было для меня даже чем-то вроде спортивных достижений тогда. А дальше внезапно всё вообще случилось как в сказке – в 60-х к нам приехала французская делегация по обмену и наладились международные связи. Хоть и с трудом (я был всё-таки когда-то давно судимый, неженатый, беспартийный – практически, не выездной…), меня включили в состав большой делегации во Францию, в Ле Бурже. Это была страшная редкость тогда, просто неслыханное везение. Мне говорили, что так решили даже не наши – за меня просила французская сторона. И там нашу делегацию сопровождала переводчица-француженка с русскими корнями… Короче, я влюбился, как мальчишка. Вот, верите, столько лет жил сам по себе, уже привык к одиночеству, а тут всё сложилось и решилось для меня в один миг, как будто бы какой-то недостающий осколок жизни встал на своё место! И двойное счастье для меня, что любовь оказалась взаимной. Подумать только! – Столько лет судьба ждала, чтобы мы встретились! Через два года мы поженились, преодолев все сложности заключения брака с иностранными гражданами. Чтобы уехать во Францию, тогда и речи быть не могло, но мы очень любили друг друга, и она решилась переехать ко мне. Через год у нас родился сын, такой же поздний, единственный и любимый, как и я когда-то. И вот только в конце 90-х, когда умер её отец, а наша жизнь изменилась так, как никто и не предполагал, мы решили переехать… Больше, конечно, ради сына. Вот такие непохожие линии иногда умещаются в одну-единственную жизнь» (Андрей Г., 82 года).