Лабиринт. Войти в ту же реку - стр. 23

…Пришлось корректировать ранее распланированный день. То, что после последнего урока назначено собрание, стало известно перед уроком алгебры. Комитет комсомола тряхнул весь класс не по-детски. В их классной организации почти ЧП. Опять Шпика отличился. Каретников, когда узнал тему сбора, чуть не захлебнулся смехом. Подумаешь, перецеловал пятерых девчонок из их класса и двоих из десятого «А». Тем более всё по обоюдному согласию. Он же не завуча школы склонял к сексу в учительской! Дело-то молодое, а эти придурки из юных коммунистов такой хай подняли. Уж Михаил, как никто, знал, что творилось в городских, областных и выше… комитетах комсомола. Секретари и водку жрали, и молодых комсомолок «портили», и… ничего, а тут волну на пустом месте подняли.

Как раз из «А» класса о произошедшем «наверх» и стукнули. Девки тупо не поделили парня, а подгадили всем. Серега, высокий, спортивно-подтянутый, даже слегка перекачанный, стоял «на лобном месте» у доски. От волнения покусывал верхнюю губу с едва пробивавшимся на ней темным пушком. Волосы на голове густые, чуть волнистые, давно не видели стрижки и спускались на плечи. Если прибавить ко всему этому, что он, по мнению школьной администрации, еще и чуть-чуть хулиган, то для девочек влюбиться в такого парня было вполне естественно. В старших классах любовь вовсю занимала умы и сердца всех без исключения девочек и мальчиков. А когда же ещё влюбляться и целоваться, как не в семнадцать лет?

Когда само разбирательство началось, класс загудел как разбуженный улей. Глупым было решение «старших товарищей» отдать на откуп комсомольцам класса все «представление». Тимоха Горностаев, стараясь перекричать других, выпалил вопрос:

– А пусть секретарь поименно назовет всех, с кем Шпика целовался!

Услышали предложение. Проняло. Любопытство шкалило всех. Класс затихарился.

Галка Евченко встала от такой прямолинейности в ступор. Привыкла, что наш паровоз, который вперед лети, то есть обсуждение вопроса, набирал обороты медленно и все по загодя заготовленной «бумажке», а тут такое!.. Каретников, поднявшись из-за парты, проследовал к доске, встал рядом с «потухшим», чувствующим, чем «пахнет», Шпикой. Под звук напряженной, звенящей тишины произнес:

– А пусть подследственный сам назовет всех поименно.

Затравленный взгляд был ему ответом. Прорезался голос секретаря. Галка чуть ли не завизжала:

– Каретников, ну какой подследственный? Какой подследственный? Шпика – провинившийся комсомолец!

– Перед кем провинившийся?

– Перед всем комсомолом!

– Минуточку! Галочка, напомни, чем он там провинился?

– Своим аморальным поведением…

– Так значит, помощь товарищам это у нас аморально?

– Как? – удивление на беспомощном лице комсомольского лидера класса.

– Да все просто. Это Шпика молчит, никого подставлять не хочет, а нам с Самариным терять нечего. Мы и рассказать обо всем можем. Так, Игорь?

Игорь Самарин дебилом никогда не был. Был по жизни обычным «тормозом». Вот и сейчас, пока в себя от сказанного приходил, пока соображал, что к чему, Михаил перешел в атаку. Он построил картину на основании подмеченных в течение не одного дня фактов и ситуаций, сторонним наблюдателем каковых был.

– Значит так, объясняю. Линка и Светка! То есть Мазур и Иванова…

Обе девушки сидели за одной партой с лицами цвета кумачового полотна.