Лабиринт Мёнина (сборник) - стр. 36
– Сэр Макс, неужели ты решил, что теперь нам обоим самое время утопиться? – с неподражаемой иронией осведомился мой спутник. – Ой, если бы ты спросил старого Нуфлина, как он хочет умереть, знаешь, что бы я тебе на это сказал? Только не в холодной воде! У меня от нее кости ломит.
– Нет, топиться мы не будем. Там киты, – объяснил я, не отрываясь от окошка. – Я их еще никогда не видел, разве только на картинке в Энциклопедии Манги Мелифаро.
– Киты? Да что ты говоришь?!
К моему изумлению, Магистр Нуфлин разволновался не на шутку. А я-то думал, что я тут один такой «юный натуралист», способный забыть обо всем на свете, разглядывая изумительные туши этих грациозных громадин.
– Рыженькие, – нежно мурлыкнул я, чувствуя, как по моей физиономии, все еще перекошенной после давешних неприятностей, расползается идиотская блаженная улыбка.
– А не мог бы ты помочь мне подняться? – вдруг спросил Нуфлин. – Мне бы не хотелось пропустить такое знаменательное событие, – добавил он, как мне показалось, довольно смущенно.
– А оно именно знаменательное? – растерянно уточнил я, помогая ему выбраться из кресла.
Великий Магистр ничего не ответил, а припал к смотровому окошку и замер, как маленький ребенок. Через несколько минут мой локоть, в который он вцепился, чтобы сохранять равновесие, взмолился о пощаде, но я не решался шелохнуться. Если уж умирающему старику приспичило посмотреть на китов – что ж, его право.
– Спасибо, Макс, – наконец сказал Нуфлин. – Усади меня в кресло, пожалуйста.
Я помог ему устроиться в кресле и тут же сам припал к окошку. Киты постепенно удалялись, но скрываться под водой, вроде бы, не собирались, так что можно было продолжать любоваться.
– А знаешь, это очень добрый знак, мальчик, – неожиданно сказал Магистр Нуфлин из-за моей спины.
– Еще бы! Киты все-таки! – тоном знатока подтвердил я.
– Обычно они не заплывают в Великое Средиземное Море, – пояснил мой спутник. – В нашем полушарии киты – большая редкость. Вот поближе к Арвароху их много. Моряки с Хонхоны считают встречу с китом наилучшей приметой. Она означает, что все вернутся домой живыми, да еще и с прибылью, огромной, как китовая туша. А мы встретили не одного кита, а сразу четырех.
– Значит, все будет хорошо, – я обернулся к нему и искренне улыбнулся. – Ваша Харумба окажется замечательным местом, вот увидите! А я вернусь домой живым, что тоже не может не радовать.
– Ой, Макс, не прибедняйся! Тебе и примет никаких не нужно, – усмехнулся Нуфлин. – Ты – одно из самых живучих существ в этом Мире, в чем я имел честь самолично убедиться.
– Ничего, лишний добрый знак и мне не помешает, – вздохнул я, с облегчением отметив, что обстановка необъяснимым образом разрядилась.
Спасибо китам. Если бы не они, вряд ли бы мы стали так непринужденно болтать – два человека, отрезанные от мира многими дюжинами футов и высокими бортами корзины бесхитростного летательного аппарата, охранник и его подопечный, неудачливый убийца и его ошеломленная жертва, не в меру великодушный судья и оправданный преступник – все это, с позволения сказать, в одном флаконе.
– Рыжие здесь киты, – еще раз сказал я. Сочетание звуков в слове «рыжие» необъяснимым образом ласкало мое нёбо и идеально соответствовало не только окраске китов, но и восторженной нежности, которую я к ним испытывал. – Там, где я родился, рыжих китов не бывает, – с внезапной откровенностью сообщил я Нуфлину. – Они там… – я запнулся, подбирая определение, и наконец нашел: – …темные, как сумерки в пасмурную погоду.