Лабиринт для черного пса - стр. 4

Что-то в этой крови словно лишнее, чуждое, не яд, что-то иное. Если эти македонцы меня приютят, накормят, напоят, возможно, и разберусь. Просто так силы расходовать мы уже давно перестали, просто так только желторотая детвора лечит на первом году обучения.

– И всё-таки, почему ты не мёртв? – поинтересовался у александроса Македонии Маржик, когда мы наконец встали на отдых и разожгли костёр.

Я сел поближе к огню, чтобы наконец согреться. Всадник, которого звали Аэрроп, повесил над костром котелок с водой, набранной тут же в реке. Я заметил, что в город македонцы особо не спешили.

– Что вам в Ифесе надо? Что дома не сидится? – поинтересовался я у них, прогревая руки над огнём.

– Учусь я в Ифесе, в храме Ифеста, – александрос, вздохнув, подсел ко мне.

Водой из фляги он смыл засохшую кровь с тела, посмотрел на рану, затянувшуюся розовой, нежной плёнкой.

Оценил и похвалил меня:

– Хорошая работа.

Я сделал знак благодарности. Видя, что от объяснений ему не отвертеться, александрос начал объяснять:

– Учусь я в Ифестионе, уже и имя получил Аминтор – добрый коваль. Коваль это разновидность кузнечного дела.

Я уже слышал, что македонцы называют своего командира Тор. Видимо, так имя сокращают.

Подсели мы с Маржиком к нему с двух сторон поближе, пусть рассказывает, если хочет двух жрецов себе получить, их-то, вон, почил. Да и нам интересно, что в других землях происходит, слухи-то не всегда точными бывают.

Между тем юноша продолжал:

– В прошлом году необходимо было войска собрать и урегулировать конфликт в Фессалии. Отец этого сделать не может, ему ноги парализовало, лежачий он, вот и сдёрнул меня с учёбы. Армия меня александросом провозгласила ещё в моё отсутствие, так что не отвертишься. В поход-то их кто-то вести должен.

Там мы с Птолемеем сцепились, мужем моей сестры Эвринои. Он всё при матери делал, пока я учился. Править-то надо, раз отец не может.

– Любовник что ли? – с усмешкой поинтересовался Маржик.

Ну он как всегда считает, что раз в правящей семье не родился, так управлять только через кровать можно.

– Сам ты любовник, – огрызнулся сидящий с нами всадник Аэрроп.

Я ничего не понял, но пока решил не углубляться. Тем более и македонский александрос захихикал, ему явно понравилась такая шутка.

– В общем, сцепились мы с Птолемеем из-за Фессалийских земель, он же иллириец, хотел их под себя забрать. Тут фиванцы подсуетились… – юноша вздохнул. – В общем, мой брат уехал в Фивы с Пелопидом, представителем ахеменидов, и ещё 30 юношами. Птолемей остался править, а я вот доучиваться. Но если войска македонские придётся вести, опять призовут. А пока иллирийцы там щитом стали.

– Это тебе что ли под зад коленом дали? – Маржик попытался задеть его.

– Да нет же. Мать с Птолемеем могут между ахеменидским сатрапом и Фивами лавировать, а я их просто покусаю, – юноша подмигнул мне, словно я обязан оценить его шутку. – Сейчас главное – доучиться. Мыслей много, что дальше делать. Рыжему я ещё по башке настучу.

– Рыжий это у нас кто будет? – полюбопытствовал я.

– Как кто, – хмыкнул Аэрроп. – Так Птолемей же.

Странные у них в Эгее отношения. Не поймёшь, то ли он со своим зятем драться собрался, то ли просто по-родственному тумаками обойдётся. Непонятен и статус этого александроса: то ли он при государстве, то ли сам по себе. Главное, конечно, есть ли деньги. Я решил, что уйти всегда можно, а пока кормят, можно и расслабиться.