Квази Эпсилон. Друид - стр. 7
Жители ходили в простой холщовой или льняной одежде, развешивали у домов стираное белье, вокруг бегали и играли дети, размахивая деревянными мечами и палочками. Причем детская игра велась не только на улицах, но и в кронах гигантских деревьев. Но никто из взрослых не спешил ни снять, ни пожурить сорванцов за столь опасные игры.
Плинтус оказался за дверью и, завидев хозяина, начал по-кошачьи ластиться, стараясь лизнуть в щеку шершавым языком. А еще на улице, помимо женщин и детей, появились несколько мужиков. Они окружили двор землянки Димы. Из-за их спин вышел суховатый старик в сопровождении двух отроков. Вся троица была одета не так, как все остальные жители, поэтому Флинт определил их как жрецов или лекарей: балахоны с высоким воротом, с поясом из толстой пеньковой веревки, на котором висят различные вещи непонятного назначения и нож с коротким изогнутым лезвием. Из-за высокого ворота виднелись одни глаза.
У старшего, сухопарого старика, в одежде было одно отличие, выдававшего в нем главного: пуговицы из потемневшего серебра на воротнике балахона. У остальных его спутников пуговицы были костяными.
Старик и завел разговор, его голос по-старчески дрожал и слегка приглушался массивным воротом.
– Откуда ты, смуглый, и зачем прибыл на землю Росомах? – глаза у старика выцвели и слезились от старости.
– Я – Флинт, прибыл я сюда… – тут Дима решил немного соврать. – Не знаю, как прибыл, очнулся в лесу с Плинтусом, ну с енотом моим, услышал пение и окликнул девушку, а она… – Дима решил умолчать о видении. Кто его знает, какие порядки у этих ролевиков или аборигенов. Уж больно напрягало отсутствие никнеймов и уровней.
– А меч тебе зачем, если ты ничего скверного не помышлял? – старик прищурился и поджал губы в тонкую нитку.
– Так что мне, саблю нужно было выбросить? Так я и бросил, чтобы не пугать девку, и сейчас жалею, – попаданец подсознательно провел рукой по подсохшим шрамам и чудом не задетому заплывшему правому глазу.
В мыслях Дима сокрушался, что бросил свою саблю. Тогда бы ему было чем ответить тому оборотню.
– Мечу годно в ножнах быть, коли ничего дурного не умыслил ты, чужак, – дед гневно повысил голос и тоже как бы невзначай взялся за камышовую тростинку, висевшую на поясе из бечевки.
– Хотел бы я увидеть те ножны, что удержат «Шипы Акации тернового венца», – усмехнулся Флинт. Он сам много раз пытался сделать ножны, но сабля раз за разом разрезала их, словно простыню. – Сабля режет любые ножны, потому я и ношу ее в руках.
– Не сочиняй нелепиц, чужак, – возмутился старик, уже отвязав тростинку, похожую по размерам на шариковую ручку. – Вересь, сходи, принеси меч. Ткнем чужого мордой в его ересь, – обратился он к тому из подручных, что был помладше.
Парень ничего не ответил, только кивнул и скрылся за стоящими стеной мужиками. Здоровые, хорошие богатыри, словно списанные из былин и детских сказок. Тот, что постарше, чем не Илья Муромец? Или этот, молодой, но видно, что спокойно может кости на палец наматывать, разве не так должен выглядеть Алеша Попович?
Парнишка вернулся через пару минут, неся саблю на широкой доске на вытянутых руках. Видно, боязно ему было после Диминых слов к ней прикасаться. Оно и лучше, кто его знает, как поведет себя «Акация» в чужой руке.