Квантовиты. Книга 3. Рубец - стр. 29
Ей нужно взять себя в руки. Андмор обещал ей конец света, она должна собраться и подготовиться к этому. Но на Инну неожиданно навалилось такое чувство одиночества, которого она еще не испытывала никогда в жизни. Ее пробрал холод, по коже прошли мурашки. Стоял солнечный день, но ей показалось, что резко наступила промозглая ночь. Она больше не могла выдерживать это. Окончательно потеряв контроль над собой, она села прямо на землю и разрыдалась.
Дети интерната во Фрибурге сидели на своих уроках, и заняться было вроде как нечем. Морщась от головной боли, Мизуки медленно шла по коридору, проверяя, все ли там в порядке, но вокруг было пусто. Пусто и тихо. Девушка уже начинала жалеть, что согласилась присматривать за детьми. Она практически ничего не могла предложить им, а потому большую часть дня просто слонялась по интернату, не зная, чем себя занять.
Тут вдруг из одной из комнат донесся такой звук, как будто что-то упало. Мизуки нахмурилась. Кто-то все же не пошел на занятия? Ромина поручила всем, так сказать, «воспитателям» следить, чтобы дети учились. Даже обрадовавшись, что ей нашлось дело, Мизуки быстро набрала на электронном замке универсальный код для входа и открыла дверь в комнату.
Но внутри оказалось пусто. Узкая незаправленная кровать, письменный стол, монитор на стене, несколько ящиков для одежды, небольшой холодильник, серебристый прибор (мультиварка или что-то в этом роде?)… Дверь в санузел открыта, как и окно, из-за чего создавался сквозняк. На полу рядом с письменным столом валялась фотография в рамке. Наверное, ее снес со стола порыв ветра, и именно этот звук она и услышала. Ребенок, живущий в комнате, сейчас на занятии, а она только зря вторглась в его жилище.
Наверное, ей стоило уйти, но почему-то этого делать не хотелось. Унылые однообразные коридоры наводили на нее тоску. Мизуки робко присела на отодвинутый стул и подняла фотографию с пола. Стекло оказалось с трещиной. Это от падения или так уже и было? На самой фотографии было двое: мужчина и женщина. Может, это родители ребенка? Мужчина – невзрачный очкарик с темными волосами. Очкарик? Какого года эта фотография? Мизуки осторожно подцепила какой-то железякой, лежавшей на столе, стекло и вытащила из-под него фотографию. Перевернула – дата не стояла, но бумага казалась очень хрупкой и слегка желтоватой, а значит, это явно не свежак. В каком веке люди перестали пользоваться очками? Мизуки не знала. В двадцать первом веке вроде некоторые еще носили, но на Форисе уже обходились без них.
Но почему у ребенка хранится столь древняя фотография? Кто для него эти люди? Мужчина невзрачный, но, очевидно, счастливый – улыбка чуть ли не до ушей. А женщина… красавицей ее не назовешь – лицо слишком широкое, подбородок тяжелый, волосы жидковатые… Но…
Девушка нахмурилась. Почему-то женщина на фотографии показалась ей смутно знакомой. Но откуда? Мизуки почти никого не видела из землян, да и эти люди явно уже давно умерли… Может, это какая-то актриса? В архиве Фориса хранилось довольно много земных фильмов и сериалов, и Мизуки частенько их смотрела. Но нет, воспоминание было совсем свежим… Где же…
А потом она вспомнила. Вчера, когда она просматривала все файлы, сохраненные на нейроресивере, среди всего прочего там мелькали фотографии этой женщины. Как же ее… Лорен. Вроде так. Помнится, даже в каком-то разговоре она упоминалась. Но что же тогда получается – ребенок, живущий в этой комнате, родственник хозяина нейроресивера? Как странно… Интересно, кто он? Мизуки быстро выглянула в коридор, посмотрела на надпись у двери. Г. К. Буланже. Класс 8. Ей тут же захотелось поговорить с этим или этой Буланже, но вряд ли Ромина обрадуется, если она вырвет ребенка с занятия. А сегодня Мизуки работала только до двух, и после должна была вернуться в Женеву, в то время как занятия у детей заканчиваются в половине четвертого. Что ж, видимо, придется отложить разговор с ребенком до завтра. А дома она еще раз взглянет на файлы нейроресивера и посмотрит, не удастся ли ей найти там что-нибудь интересное…