Кузница милосердия - стр. 21
У меня есть приятель, очень робкий и тревожный на людях. В студенческие годы у него тоже случился похожий Урок Мужества – правда, чуть иного рода. В колхозе.
Один студент сгонял на выходные в город и вернулся с банкой ветчины.
Выставил людям, те быстренько сомкнулись в круг, а мой приятель остался за его пределами. И там подскакивал, за магическою чертою, заглядывая через плечо.
Наконец, умирая от неудобства, осведомился у хозяина ветчины, под дружные звуки большой коллективной ротоглотки:
– А можно мне взять один кусочек?
Один едок, сидевший ближе других не сдержался. Его мой приятель уже достал своими аристократическими вывертами.
– Чтоооо?!… Кусочек?!… Сожри всё!… и еще пизды ему дай!…
Унтер-антидепрессант
Сколько я перевел всякой всячины про депрессию и как ее лечить – уму непостижимо.
И вот блиц-сеанс из жизни.
Есть одна воинская часть, под Питером, и прибыло в нее пополнение. Молоко там, не молоко – черт его разберет, что у них; короче, не обсохло еще. Ходят ошалелые, форма мешком болтается. Вчера писали диктанты, а сегодня уже служат.
И вкалывают с ночи до ночи: копают, носят, перетаскивают, складируют.
Через несколько дней на утренней поверке одного недосчитались: нету.
Старшина, или кто там распоряжается, пошел искать.
Завернул в сортир, начал проверять кабинки. Заглядывает в одну и видит: нашелся боец. Сидит, заливается слезами и пилит себе вены.
– Ты чего это? Ты что тут делаешь?
Солдат, всхлипывая:
– Я… я… никому, никому здесь не нужен…
Старшина изумился так, что на минуту лишился речи. Он совершенно искренне поразился и даже обрадованно всплеснул руками:
– Как? Почему? Как это не нужен? Работы сколько! Быстро пошел, быстро бери лопату!…
Дрянная зависимость
Иногда загрустишь, как задумаешься, от какой дряни зависит твоя благополучная жизнь.
Я, конечно, не про людей говорю, про обстоятельства.
В институте, например, у меня была тройка по ЛОР-болезням. И мне, по-моему, не дали из-за нее стипендию. А может быть, дали, но все равно обидно.
И кто же приложил к этому руку?
Один, в частности, тип. Мне его выдали для курации. Я должен был внимательно его изучить и написать про него самодельную историю болезни с оригинальными мыслями.
Этого типа, как выяснилось, ужалила в ухо какая-то мошка-молодец. Ухо разнесло в целое блюдце диаметром. Ну, и что тут выяснять? Он сидит и не соображает ни хрена, да и соображать нечего. Цедит что-то сквозь зубы, рассматривает свои шерстяные носки, а те уже не шерстяные, а керамические. И такая от них двинулась ударная волна, что у меня, как и положено в ЛОР-болезнях, перехватило и горло, и нос, и ухо заложило.
Понятно, что за мои соображения по поводу уха и мошки влепили нечто нехорошее.
И на экзамене припомнили, потому что я уже, получилось, себя плохо зарекомендовал.
Вообще, лютая была кафедра. Мелкая и злая. Их профессор, молодой еще совсем, настоящее удовольствие получал от своих темных дел. Сидит за столиком один негр, готовится отвечать по билету. Надеется попасть к кому-нибудь подобрее. Ему, негру, что горло было, что нос – все едино, одинаковый занзибар.
Тут входит профессор, только что с операции, распаренный и хищный.
– Так! Давайте-ка мне кого-нибудь!…
– А вот… (указывают на съежившегося негра).
– А ну, пошли!
Схватил за шиворот (я не вру), поволок к себе.