Кузнец человеческих судеб - стр. 25
Котлярова была этаким мастодонтом их конторы и практически вросла в свое кресло директора по кадрам, не имея перспектив роста и имея твердое намерение досидеть в нем до пенсии.
– Лидия Степановна, можно? – просовывая в дверь голову и протискивая следом плотный животик, ласково спросил Никита.
– Заходи, чего тебе? – подняв глаза над очками, спросила Котлярова. Ее воинственность, низкий прокуренный голос и хамоватая манера обращаться на «ты» ко всем сотрудникам, исключая членов совета директоров, в сочетании с хрупкой внешностью и миниатюрным ростом производили впечатление пугающее, почти гипнотическое. Опозданий в их конторе не водилось, потому что опоздавший тут же по прибытии вызывался в кабинет Котляровой, а это не то удовольствие, с которого хочется начать рабочий день. Даже взрослые, здоровые, состоявшиеся мужики вываливались из ее кабинета с валидолом под языком и слезами на глазах. Котлярова могла раскатать по паркету любого.
Вот к этому ястребу и направил дрожащие от предвкушения и робости стопы коварный Никита Дмитриевич.
– Ну? – хрустя леденцом, поторопила его Котлярова, потом нехотя пояснила: – Курить вот бросаю, в связи с последним приказом по фирме. – Потом снова опустила забрало и вперилась в посетителя невыразительным, как у акулы, взглядом.
– Лидия Степановна, я вот, собственно, по какому вопросу, – вдумчиво, сосредоточенно начал издалека Никита. – Я с вами посоветоваться хотел, как с самым опытным и компетентным представителем руководства нашей фирмы.
Котлярова скривила рот и скептически приподняла бровь в ответ на столь явную, неприкрытую лесть.
Но Никиту это не смутило. Он считал, что если человек не падок на лесть, это не значит, что ему не надо льстить, это означает, что льстить надо в открытую, грубее, откровеннее и наглее. Доброе слово, как известно, и кошке приятно. А потому, взглянув Котляровой в глаза простодушным открытым взглядом, проговорил:
– Ну, вы же это и сами знаете, Лидия Степановна. – Никита развел руками, за что получил уже одобрительную ухмылку. – Так вот, я по поводу нашего отдела.
– А что с вашим отделом? – откидываясь на спинку кресла и сощуривая и без того маленькие глазки, спросила Котлярова.
– Понимаете, на фирме сейчас и без того сложный момент…
– С чего ты взял? – резко, почти враждебно перебила Котлярова.
– Ну, так ведь смерть Рогутского, на его место пока никого не назначили, да еще у нас в отделе нет определенности. А ведь именно сейчас очень важно, чтобы каждый сегмент работал в полную силу, с полной, так сказать, отдачей. А в таком важном отделе, как наш, по сути, царит полное безвластие. Сотрудники распустились, за последнюю неделю поступило несколько претензий от партнеров. – Заметив тревогу на лице Котляровой, Никита самодовольно усмехнулся, разумеется, про себя, и поспешил успокоить начальство: – Я, конечно, тут же принял меры, связался с компаниями, урегулировал разногласия, но сам по себе факт тревожный. И…
– Сорокину подсидеть хочешь? – снова откидываясь на спинку кресла, с поразительной проницательностью и прямолинейностью спросила Котлярова.
– Да нет, что вы, я ни в коем случае… – выпучивая глаза и ерзая, запротестовал Мостовой.
Реакция была, конечно, не та, о которой ему мечталось. Но Котлярова хоть и строит из себя этакую прямолинейную шпалу, в душе отнюдь не дура и все поймет правильно. И уж во всяком случае, примет его эскападу к сведению и оценит, что к ней он пришел к первой, и, возможно, если вопрос о смене завотделом поставят в другом кабинете, отреагирует как надо. К тому же Сорокина уже месяц не появляется на работе, а Котлярова придерживается конкретной точки зрения. Сдохни, а на работу приползи.