Куяшский Вамперлен - стр. 7
– Ну-ну, чего нюни распустила? – Заботливая рука погладила меня по голове.
Я подняла зарёванное лицо – тётя как ни в чём не бывало сидела рядом, живая и здоровая. Зарыдав ещё громче, теперь уже от облегчения, я бросилась на неё с объятьями.
– Полноте, всё ладом. С нашей настойкой на куяшских травах и не такое переживала. А вот платье мне слезами портить не надо!
– Тёёёёётя! – Я жалостливо посмотрела на неё, всё ещё судорожно всхлипывая. – Давайте вернёмся домой. К кому-то, возможно, беда и приходит одна, но только не ко мне.
– Нос вытри и не мели чепухи, – отмахнулась женщина. – День рождение старосты – главный праздник села, негоже его пропускать из-за каких-то богомерзких суеверий.
Я было собралась спросить, почему главный праздник села проходит в каком-то подозрительном тёмном подвале, но осознала, что вокруг не столь темно, как казалось сверху.
Мы находились в широком сводчатом коридоре с множеством дверей вдоль стен и закреплёнными над ними странными приспособлениями, которые, скорее всего, были факелами, хотя напоминали больше воспламенившиеся швабры… и пахли так же. Вдалеке светился контур высокой, закруглённой сверху двери. Я не заставила себя упрашивать, когда тётя поманила меня в её направлении: перспектива остаться наедине с пляшущей на стене жуткой тенью, пускай и моей, не особенно прельщала.
«Я должна рядом плыть, я должна всё простить, выбрала я твои якоря», – доносились из-за двери отголоски шедевральной песни Дины Беляны. Эта музыкальная композиция уже которую неделю держалась на вершине всех хит-парадов страны, и, по некоторым слухам, правительство даже планировало рассмотреть вопрос об утверждении её на роль государственного гимна.
«Пусть и нечаянно, криво причалила наша баржа – в море не всё так просто», – не удержавшись, подпела обожаемой исполнительнице я. Как раз в этот момент тётя торжественно распахнула двери, и последние слова мы с Диной пропели уже под ошарашенными взглядами гостей, собравшихся в зале. Моё появление произвело настоящий фурор: толпа у входа с благоговейным трепетом расступилась, освобождая дорогу.
Приосанившись, я продефилировала к столику с напитками, попутно рассматривая зал. Он оказался большим и просторным, круглой формы, с высоким куполовидным потолком. Если бы не расписанные фресками углубления в стенах, заменяющие окна, сложно было бы поверить, что он находится под землей. Я не смогла разобрать, в какой цвет выкрашены стены, но при здешнем освещении они казались жёлтыми. В центре зала располагалась круглая деревянная сцена, высотой примерно в половину моего роста.
«Интересно, будет концерт? Вот бы на приёме появилась Дина Беляна», – мысль о любимой певице заставила меня расплыться в блаженной улыбке.
Размышляя о милых сердцу лицах, я не могла не вспомнить ещё об одном человеке. Взгляд бессознательно заскользил по залу, выискивая в столпотворении чуждых силуэтов знакомую фигуру. Жозефа невозможно было не заметить, он выделялся в толпе, как бабочка в муравейнике: небрежно прислонившись к стене, Куяшский Аполлон покачивал в руке высокий бокал с зелёной жидкостью, похожей на «Тархун». Скучающий взгляд молодого мужчины был направлен туда-то вдаль, длинные фалды фрака и гладко зачесанные назад волосы цвета вороного крыла придавали ему сходство с этой величественной птицей, хотя любого другого сделали бы похожим на нескладного пингвина. Жозеф блуждающим взглядом прошёлся по залу, не задерживаясь ни на ком конкретном (хоть моё сердце и пропустило удар, когда он посмотрел в моём направлении), и вернулся к созерцанию пустоты перед собой. Я уверила себя, что мне не из-за чего расстраиваться, но к горлу подкатил противный, горький комок, а в глазах предательски защипало.