Курсанты - 4. - стр. 19
— А с тобой что?
Я уже ожидала, что она меня пошлет. Ну все это поведение исключительно в ее стиле. Но Белозерова умела удивлять. Она бахнула:
— Боюсь лишаться девственности с Макаровым.
Если бы я не сидела, то упала бы. Подавиться могла еще. Да кто такие вещи с таким лицом говорит! Да еще и вяжет при этом… стоп!
— А ты еще не того? А как же Удобкин? Мы думали…
— Вы могли думать что угодно. Короче… Стремно мне, Настюха. Но определено очень хочется. Я уже извелась вся от этих прелюдий.
Не то чтобы я была специалистом в этой теме, но помочь захотелось. Я вся скукожилась, но краснея и бледнее выдала:
— Так всегда, наверное. Я тоже очковала, но потом все оказалось… Особенно если хочется. Если бы не хотелось, а надо было, это другое.
Диана отреагировать на мой совет не успела. Со стороны преподавательского стола послышалось:
— Нет, это уже ни в какие ворота не лезет. Мы вам не мешаем? Мало того, что всю пару в телефоне сидите, болтаете, так еще и задание не делаете. Курсант Белозерова, руки на стол.
Диана нехотя достала руки и положила их на парту. Мне послышалось: «Зараза, ряд дойти не дал».
— А теперь встаньте, не трогая то, что у вас на коленях!
А вот это была подстава. Тем не менее Диана осторожно поднялась, но удержать вязание не смогла. Оно рухнуло к ее ногам, оглашая аудиторию нежным звоном спиц о пол.
Немая пауза. Не знаю, что там препод собирался увидеть, но точно не это. Народ начал беззастенчиво хихикать, а мы услышали громкое:
— Белозерова, вы совсем обнаглели?! Это что, вязание?!
Ох, я помню этот волшебный момент. Я сидела тогда, уже все сделала, болтала с подружкой по парте, а он решил, что я там в телефоне залипаю. Преподаватель по предварительному следствию был в шоке. Я его понимаю. Он потом на выпускном сказал, что я была в край офигевшей курсанткой, но вязание на паре, как минимум, оригинальный способ вывести его из себя. Могла. Умела. Практиковала.
8. Глава 8.Вероника Сохина (Фальцева)
— Покормила? Иди спи, дочка…
С сонными глазами скорее на автомате передала сына Веронике Юрьевне. Та взяла уснувшего малыша и осторожно пошла в детскую. Я же снова провалилась в беспокойный странный сон. Там я сидела на экзамене у Копова и пялилась в белый листок, не в силах связать и двух слов.
— Ника!
И почему он зовет меня Ника? Всегда же обращался только на вы. Но я не готова! Я еще не успела написать план, да и вообще какие вопросы? Где мой билет, я не могу найти вопросы!
— Ника, вставай, милая…
Милая? Он что… Нет, нет, нет! Я люблю Макара! Я не хочу с ним, тем более я же все знаю по процессу. Да я лучшая на курсе, а может и во всем институте! Тяну руку к билету. Раскрываю его и на тонкой полоске бумаги читаю:
1. Хорошая ли я мать?
2. Смогу ли я дальше учиться на отлично?
3. Не оставит ли нас с сыном Макар?
Хлопаю глазами, читаю еще раз. Но вопросы не меняются. Что за чертовщина? Становится по-настоящему страшно. Начинаю кричать, начинаю…
— Да проснись уже, Ника! Ты что творишь? Это сон, просто сон, никуда я не денусь, Ника!
Разлепляю глаза, в которые будто песка насыпали. Хватаю ртом воздух, безуспешно пытаясь понять, где я, кто я и что происходит. Меня трясет, мне страшно. Но сильные и родные руки гладят, а на заднем фоне слышится плач малыша.
Я дома. Дома у моей матери, а сына сейчас принесет Вероника Юрьевна. Это бабушка Макара по маминой линии, она приехала к нам спустя неделю, как родился малыш, и так и осталась. А обнимает меня мой муж, Сохин.