Курортно-детективный роман, и прочие неприятности - стр. 2
– А теперь вот так, – я приняла кокетливую позу, – а теперь еще вот так, пожалуйста, без шляпки… И вот так…
Коварный мой расчет был на то, что в процессе фотканья он меня рассмотрит получше, а уж я-то покажу ему свою грациозность! И он меня, разумеется, оценит.
– А теперь еще вот та-ак, – пропела я, сделала особо изящную позу, и вдруг поняла, что на мокром кафеле моя нога куда-то скользит, потом мир опрокинулся… и я рухнула в бассейн.
– Пом… помогите! – заорала я, барахтаясь.
– Там мелко, – заметил флегматично этот негодяй. И, прикрыв глаза, расслабленно присосался снова к трубочке своего бокала с оранжадом.
Мокрая и злая, в облепившем меня платье, я вылезла из бассейна и подошла к подлому типу.
– Последний снимок вышел особенно удачно, – заметил подлый тип, возвращая мне телефон, – вашей маме понравится.
Я уставилась в телефон. И обнаружила, что, пока я падала, этот гад зловредный невозмутимо сделал снимок, в котором лучше всего вышли брызги фонтаном и мои ноги пятками кверху. Лицо с отразившимся на нем ужасом получилось на фотке каким-то смазанным.
Я молча отправилась в номер. С меня капала вода на ковровые дорожки, в туфлях хлюпало.
В номере я стащила с себя мокрые вещи, рухнула на кровать и попыталась успокоиться.
В конце концов, я ж не виновата, если этот крендель не идет на контакт. И незачем на него злиться. Я его, по сути, благодарить должна, за то, что оказалась тут – у моря, в роскошном отеле, среди пальм и цветов тропических: а началось все с глупейшего предложения, которое сделала мне моя однокурсница Данка.
Глава 3.
Про Данку надо рассказать отдельно. Выросшая в богатой… нет, не так: в очень богатой семье, лиха не хлебавшая, была она немного с придурью, если честно. Прожив всю жизнь в роскошном доме своих предков, как в башне из слоновой кости, она не вполне осознавала реальность, витая в каких-то фантазиях.
Одной из ее фантазий стало то, что она, «золотая девочка», неожиданно решила завести дружбу со мной, девушкой из скромной интеллигентной семьи. Она была весьма настойчива. Она то приглашала меня в гости в свой роскошный дом, то тащила в дорогие кафе, оговорив заранее, что платить будет сама. Что ее привлекло во мне, я не знала, но объяснила себе это так: девочки из богатых семей часто бывают неприкаянными: родителям, занятым бизнесом, явно не до них, а девочкам-то одиноко…
Но однажды она предложила мне впрячься в авантюру совершенно нелепую.
– У тебя получится! – уверяла она. – Ты вон какая, к тебе все клеятся… вся в кавалерах!
Преувеличивала подруженька, ох, преувеличивала. А мне не хотелось честно признаваться, что я-то, несмотря на то, что парни ко мне клеятся, я-то сама понятия не имею, что с этими приклеенными дальше делать и о чем говорить. Все свое детство я прожила в облике тощей очкастой отличницы-зубрилки. Неожиданные перемены во внешности, которые случились со мной после восемнадцати, застали меня врасплох. Мне словно подарили безумно дорогой, и столь же бесполезный подарок, с которым я не знала, что делать.
Однако взяла я себя в белы рученьки, научилась ходить не сутулясь, головушку в плечи боязливо не втягивать, как прежде-то, в школьные годы, в ожидании щелбана по затылку. И походняк от бедра отрепетировала, и одеваться научилась так, как оно красавице видной положено. Даже в кружок бальных танцев записалась, чтобы научиться двигаться пластично! Одного преодолеть не сумела: страха нутряного стихийного перед каждой мужской особью. Вроде как недостойна я, ботанка очкастая, этого распрекрасного короля королевишного… ой, подождите, я ведь уже не та очкасто-заморенная, я ж вроде как гурия райская, но как себя уговорить-то в это поверить?