Курортная зона - стр. 17
– Лучше я. Заодно выясню, чем ты моешь посуду. В прошлый раз, когда я оттирала твои сковородки от жира какой-то подозрительной пастой, у меня лак с ногтей отслоился. Хорошо, не с ногтями вместе.
– Это был экспериментальный образец!
– Вот-вот. Нет никакой гарантии, что в чайных чашках нет экспериментального образца гельвеловой кислоты. К примеру.
Лариса собственноручно тщательно перемыла чашки, вернулась в гостиную, понюхала содержимое заварочного чайника (пачули били просто наповал) и рискнула налить себе это, как она выразилась, нечто. Продегустировала. Ничего, пить можно, хотя к чаю это никакого отношения не имеет.
Нарик между тем достал кассету под рубрикой “Вера Червонцева” и сунул ее в плеер.
– Нарик, я тебя умоляю… – простонала Лариса.
– Погоди, тебе понравится, – убедительно заявил Нарик.
По экрану поползли титры, а потом высветилось название:
“Смерть из-под чадры”.
– Вещь! – сказал Нарик довольным тоном. – Посильней, чем “Фауст” Гете.
– Неужели? И в чем суть сего шедевра?
– О, тебе должно понравиться. – Гремучую убежденность кандидата химических наук можно было использовать при вялотекущих экзотермических реакциях. – Героиня, как понимаешь, высококлассная наемная убийца. И притом, заметь, правоверная мусульманка. После выполнения очередного задания мирно возвращается домой и видит любимого мужа в объятиях своей, гм-м, начальницы по смертоубийственной… работе. Дикие страсти. Бездна психологизма. Синтез поэзии и животной похоти. Уникальная философская концепция!
– Нарик, когда ты начинаешь так флиртовать с терминологией, я подозреваю наличие в твоей крови избыточного эфедрина.
– Лариса, ты меня обижаешь.
– Ты сам себя обижаешь. Я удивляюсь, как ты с твоим уровнем интеллекта прикипаешь сердцем к этому ширпотребу. “Уникальная философская концепция”! Черт возьми! Эта, как ее, Червонцева сумела перещеголять Аристотеля, Гегеля и Соловьева, да?! Неужели у нас есть режиссеры, которые способны…
– Она не режиссер. Она писательница. Пишет романы и заодно киносценарии.
– Еще хуже. Все эти современные писатели… Ты знаешь, впрочем, что я о них думаю. Пусть благодарят своих писательских богов, что до сих пор не попали в мои руки.
– Да, Мамба, если б ты не была отравительницей, ты стала бы литературным критиком.
– О нет. Травить ядом порядочнее, чем травить словом… Погоди. Ты что, в чай добавил кедровые иглы?!
– А, догадалась! Согласись, аромат и вкус преоригинальные.
– Да уж. Нарик, я больше такого чаю не хочу. Я слишком традиционна.
– Это издержки твоей специальности. Что может быть традиционнее убийства?
– При желании я могла бы тебе составить предметный ряд. Но для этого я слишком устала.
– Для усталого человека ты выглядишь чересчур агрессивно.
– Я всегда так выгляжу, дорогой мой.
– Послушай меня, Зульфия! Ты не должна упрекать его! Сердце мужчины пусто, как старая мечеть, и мужчина сам не ведает, какого бога там поселить…
– Не кощунствуй, Фирюза! Свой блуд ты прикрываешь лживыми речами, но я более не потерплю такого! Защищайся, если сможешь!
– Мой любимый момент, – прочувствованно сказал Нарик, глядя на экран, где две закутанные в черные одеяния дамочки принялись неумело, но энергично размахивать ятаганами. – Такие спецэффекты!
Одна дамочка отсекла другой руку по плечо. Кровь выхлестнула как из нового брандспойта и залила половину экранного пространства. Лариса презрительно скривилась и аккуратно выплюнула в чайную ложечку изжеванную кедровую иголку.