Куплю свадебное платье - стр. 18
Мы переглянулись, я легла, полежала пять минут, потом кое-как поднялась, прижав подушку к щеке, и побрела к двери, натыкаясь на сумки и стулья.
София отобрала у меня подушку, и мы вместе, обнявшись, как две тяжелораненые, стали спускаться по деревянной лестнице вниз. Дежурная женщина по этажу проводила нас прозрачными, все понимающими очками.
– Артисты… – протяжно на весь этаж заключила она. – Как нажрутся, так и ходят на четырех ногах.
Мы добрели до угла, и Никулина С. Н., прислонив меня к стене дома, поглядела по сторонам, я ее едва видела.
Продуктовые вывески палаток и ларьков не предвещали никакой возможности найти в них скорую медицинскую помощь, я сделала было полшага к парикмахерской, но в то утро и на ней висел замок, и я вернулась. Томность и тишина улицы Восьмого марта не сулили близкого начала конца моих страданий – было ровно пять часов с секундами.
Мимо прошли и вернулись две сомнамбулы в брюках, предложив:
– Пойдемте, дамы, у нас тут койка, поспите-отдохнете…
С. Н. Никулина что-то сказала, я повернулась.
– Мы ж пошутили! – крикнул один из них, спотыкаясь о бордюр. Тихая улица.
– Ну что, куда? – тоскливо заныла я.
– Давай к остановке, а там спросим, где тут приемный покой и…
Около нас притормозили две бродячего вида собаки и стали ждать, что мы будем делать с углом дома. Мы стояли, собаки встали в очередь и ждали, около нас остановился белый «Линкольн», и я сразу подумала, что у меня начался бред.
Главное – произвести впечатление.
Нет-нет, главное – в любой ситуации постараться выжить…
Нет же! Самое главное – не проворонить, не упустить, схватить свою мечту за хвост, пока ее не схватили другие красавицы!
– Вы – ангел! – выдохнула я, прикрывая щеку воротником, и упала прямо на водителя этой удивительной машины буквально за секунду до того, как он подошел к нам, всего лишь за секунду, меня подвел мой единственный открытый глаз. Но водитель умудрился меня поймать, и я не упала в пыль, где сидели две любопытные собаки, ждущие того приятного момента, когда мы отойдем от угла трехэтажного дома по улицам Восьмого марта и соседней Кастанаевской и освободим им вожделенное место – телеграф, где собачьи точки и тире пишутся годами и даже сотнями лет.
– Ну вот, – тягуче засмеялась София, пытаясь вырвать меня из рук мужчины. Скажу сразу, ей это не удалось, я лежала и не шевелилась. Мне было так плохо, я даже не дышала с минуту, надеясь мирно и незаметно помереть.
И когда меня наконец оторвали от земли, я обнаружила себя на заднем сиденье машины, а впереди, рядом с водителем, щебетала София, ее даже не было видно за креслом, только хихиканье этой предательницы разносилось по салону.
«До остановки довезите», – хотела попросить я, но не смогла и слова вставить.
Машина остановилась в центре, у памятника вождю всех слепых, где на доме среди прочих вывесок радостно белела эмалевая табличка:
Дантист Горностаев
ЧАСТНЫЙ КАБИНЕТ
Я начала вылезать, а София, не отрывая взгляда от водителя, сообщила, даже не повернувшись:
– Мы же деньги забыли! Наташ, слышишь? Мы же деньги забыли в гостинице, вот дуры!
Я втянула обе ноги обратно в машину и заплакала навзрыд. Десна болела так, словно в ней торчала не кость, а змеиное жало.
– Кто вас обидел? – с водительского кресла раздался удушливый старческий голос.