Куплю свадебное платье - стр. 13

Наташа повертела гелевой ручкой и задумалась.

Здравый смысл никогда еще не подводил ее, а рассказывать эту историю смысла не было вообще никакого, ведь если каждый из шести миллиардов умеющих писать и читать только что написанное начнет гелевыми ручками портить кипы бумаг – жизнь на Земле остановится.

Кто тогда пойдет воевать за свободу палестинских окраин, а кто будет похищать людей ради выкупа, а кто станет выращивать опийный мак на склонах Гималайских гор и в прочих колдовских местах, а разливать первач по бутылочкам?

Кто???????????

Нет, ну кто?

Если все начнут писать каждый свою брошюрку, то жизнь на Земле станет похожа на читальный зал какой-нибудь районной библиотеки, которая напоминает тихий сумасшедший дом: ведь если все в зале говорят шепотом, а только выйдя на крыльцо, начинают орать, – что это?..

Вот именно.

И еще:

Я буду писать то от первого лица, то от третьего, могу еще от четвертого, не будьте слишком строгими… чмок! чмок!

Я родом из старинного русского города Сапожок-на-Оби. И всю свою жизнь прожила с бабушкой. Мама не захотела растить дочку в одиночку и завербовалась сперва на Сахалин, потом переехала жить в Японию, и след ее затерялся где-то в чувственных лепестках сакуры, удушливых ароматах Фудзиямы и бездонных самурайских глазах. Моя мама – красавица, а меня зовут Наташа.

И когда два года назад, ой, уже почти четыре, я окончила одиннадцатый класс сапожковской средней школы № 5, то мы с бабулей встали перед выбором – что же мне делать и с чего хотя бы начать?

Может, сразу выйти замуж? На меня было два претендента, и первый – Толик!

Толян ушел прошлой осенью служить и «мочил чехов по-черному», как он скупо ронял в письмах мне и своей маме Насте. Мы с моей будущей свекровью тревожно переглядывались и синхронно роняли: «Дурачок», – стараясь забыть про «мочение» и прочее убивание.

Вторым претендентом был разведенный учитель истории с географией – Вавилов. Но при всей его спортивной молодцеватости мне до такой зеленой тоски не хотелось на весь срок жизни стать Вавиловой, что я окончательно и очень сильно помотала головой прямо на выпускном вечере.

И красавец, блондин, ходячий сувенир Вавилов отошел легким шагом прямо в сторону барной стойки кафе «Воря», в котором наш класс отплясывал выпускной бал с другими «ашками» и «бэшками» из пяти городских школ. Была заварушечка!

Я любила раньше помечтать: вот уеду я из своего Сапожка-на-Оби!.. Только – куда? Я не знала.

Меня с детства называли «цыганочкой». Мама меня нагуляла, и я представления не имела, кто мой отец.

Когда я настырно пытала бабку: «Бабуль, ну кто?» – она обычно показывала пальцем в окно, за которым блистал малахитовый луг с черным лесом вдалеке, а мимо нашего крайнего дома шел пастух, за ним с колокольчиками на замшевых шеях брели коровки и козки с мордами ученых дам. В общем, бабуля, фыркая, говорила:

«Может, он, Наташка…»

Мне было лет семь или пять, не важно, но однажды я выбежала из дома, скатилась с крыльца и колобком погналась за пастухом.

– Эй! – завопила я, лавируя в пыли между коровами. – Эй-эй-эй!

Пастух, озорной дядька лет двадцати пяти с рыжими патлами и красным небритым лицом, смотрел на меня с верхотуры своего роста и туманно улыбался.

– Ты мою мамку знал? – драчливо подскочила я.