Купец пришел! Повествование о разорившемся дворянине и разбогатевших купцах - стр. 2
– Так вот ты и сообрази, сколько листов купить надо. Где новое вставить, где подмажешь суриком. На Пасхе я осматривал комнаты, так в верхнем этаже на всех потолках протеки.
– Штукатурка сыплется, карнизы обвалились, так чего еще. Тут, Мануил Прокофьич, с суриком ничего не поделаешь. Тут сплошь листы вставлять придется. Железа много понадобится.
– Так сколько же, говори. Надо уж приступать к работе. Послезавтра я переезжать хочу в усадьбу. Не знаю, чего этот Пятищев прохлаждается и не выезжает. Я его честь честью просил уехать, назначил ему последний срок, а он все живет да живет. Когда уж срок-то был!
– Прогорели… хоть и важные господа, а вконец прогорели. Некуда им деться, – отвечал кровельщик.
– Прогар прогаром, а, должно быть, чести-то не понимают. Хотят, чтобы их силой выселяли, – проговорил Лифанов и прибавил: – Так вот ты и запиши, сколько листов железа надо, сколько сурику на подмазку, сколько масла и сколько краски. В зеленый цвет красить буду. Дороже это, много дороже – ну, да уж чтоб все было на отличку.
– Железа листов полтораста потребуется, Мануил Прокофьич, а то и больше.
– Да что ты! Куда ж такая уйма? – ужаснулся Лифанов.
– Крыша тут – одно разорение, вот как запущена. Старые листы снимем, выкроим, что получше, – баню позаплатим. Там все запущено так, что и сказать невозможно! Посмотрите-ка вы у служеб-то… Затворы с петель свалились – затвориться невозможно. Кучер говорит: ведра допроситься не могу, чтоб купили лошадь поить. А старое ведро что сито.
– Ну, трафь… – сказал Лифанов. – Вот железа куплю и пришлю, так и ведер нам понаделаешь. В большом хозяйстве нельзя без ведер.
– Это сколько угодно. Ведер-то мы из старого железа понаделаем, что с крыши снимем. Вот тут суриком позамазать да выкрасить, так в лучшем виде отслужат. Ведра – в хозяйстве дело нужное.
– Еще бы! И скотину поить, и в огороде для поливки. Садовник-то здешний сбежал или тут еще?
– Никакого садовника тут нет. Все сбежали. Говорю вам, одна баба-стряпуха да кучер.
Лифанов вздохнул.
– Удивительно, как это люди верхним концом да вниз! – произнес он. – А ведь когда-то, я помню, здесь у него были и садовник-немец с цигаркой в зубу, и камардин, и буфетчик толстопузый во фраке… и повар, и арабчонок в красном колпаке на подъезде. А конюхов-то что было! А всякой челяди что! Егерь, псарня… Лошади какие!..
– А теперь всего пара, да и те убогие… На них и воду, и дрова возят, они же и господам на выезд…
– Опустились, совсем опустились, – покачал головой Лифанов.
– Произошли, вконец произошли, – прибавил кровельщик. – Лошади-то на одном сене стоят, без овса. Своего овса нет, зимой продали, а с воли не покупает. Уж мне кучер-то много про их житье-бытье рассказывал, пока я вас дожидался. Только одно слово, что господа, а выходит совсем напротив.
– Надо, однако, самого повидать да поговорить с ним насчет выезда поосновательнее. Ведь затем я и приехал.
Лифанов подошел к окну кухни и стал стучать в стекло.
В окне опять показалась женская голова в красном платке, и на этот раз отворилась форточка.
– Генерала вашего можно повидать? – спросил Лифанов.
– Да почивает он, батюшка. Похлебал и почивает, – был ответ.
– Когда же они проснутся?
– Да теперь уж скоро. Вот барышня княжна прикажет самовар ставить – сейчас они и встанут, – говорила женщина, стоя около форточки. – Вам, может статься, Ивана Лукича надо, так этот проснулся уже и с трубкой давно ходит.