Купец пришел! Повествование о разорившемся дворянине и разбогатевших купцах - стр. 10

А Пятищев покраснел, морщился, делал гримасы и произносил вслед дочери:

– Глупости ты все говоришь, глупости… Необдуманные слова… Но, конечно же, я не могу выгнать эту женщину из-под крова, если она много лет служила нам верой и правдой, ведя все домашнее хозяйство.

– Так-с… Это точно… Это ваше дело… – проговорил Лифанов, чтобы что-нибудь сказать, и стал наливать из стакана чай на блюдечко. – Но, с другой стороны, можно и их вразумить, то есть экономку эту самую, что по одежке протягивай ножки… Ну, были в силе и благости всякие ей распространяли, а теперь другой конец пошел. Покоряйся хозяйскому горю. Конечно, это горе для вас. Но что ж поделаешь!

– Да ничего подобного нет, что вам дочь рассказывала, – смущенно оправдывался Пятищев. – Дочь это так… по легкомыслию. А Василиса Савельевна – самая преданная мне женщина. Мне и всему дому нашему, – прибавил он.

– Ну, уж там как хотите, а вот мое последнее решение, – сказал Лифанов, торопясь выпить чай, схлебнул его с блюдечка и налил еще.

– Ужасное дело вы мне предлагаете! – тяжело вздохнул Пятищев, снял феску, которая была у него на голове, и стал вытирать платком лысину.

– Все лучше, чем силой выселять, ваше превосходительство. А мне уж непременно надо послезавтра в дом въехать, въехать и ремонт при себе производить. Начнем не торопясь: сначала в одной комнате, потом в другой и так далее. Живем и при себе ремонт. При себе, знаете, первое дело… Свой глаз – алмаз. А в том флигельке помещения вам будет достаточно. Там сколько комнат?

– Не помню, решительно не помню. Об этом меня не спрашивайте. Я своего хозяйства никогда не знал, а теперь и подавно.

Пятищев мерил шагами комнату, совсем растерявшись.

– Четыре или пять да кухня… – припоминал Лифанов. – Я осматривал, но хорошенько не помню. Но уж все не меньше четырех. А вас и всей семьи-то четверо, стало быть, аккурат по комнате на каждого. Куда вам больше-то на неделю? И так, извините, ваше превосходительство, болтаться будете. Ведь всю мебель с аукциона купил я, стало быть, она при мне останется. А при вас только что из комнат княжны и из комнат капитана… Ну, кабинетик ваш куплен был подставным лицом.

– Да, да, да… Вы правы… Вы ко мне добры и снисходительны, вы более чем снисходительны, – бормотал Пятищев. – Но мое-то положение ужасное! Княжна, капитан… Как я их переселю туда? Ведь это все надо силой.

– Да уж понатужьтесь, ваше превосходительство! Как-нибудь вразумить надо. А если что насчет экономки этой самой вашей… хе-хе-хе… Если она такая строгая будет насчет кухни, то ведь здесь еще есть домишко садовника, в котором теперь никто не живет. Можно их туда перевести. Там две комнатки с кухонькой, и они успокоятся. Госпожа экономка то есть.

– Да, да… Вы мне даете мысль… Это прекрасно… – несколько оживился Пятищев, тронув себя рукой по лбу. – Это подходит… Это отлично… Но княжна и капитан… Капитан – друг нашего дома, он так нас любит, любовь его доходит даже до слепоты, до обожания… Это преданнейший мне человек, оттого он иногда и выступает с необдуманными словами, с необдуманными действиями. Чуть кто против меня – он уж думает, что это мои враги… и бросается, накидывается на них. Княжна – вы сами видели: она добрая, хорошая старушка, но почти невменяемая… Вот что я с капитаном и княжной-то буду делать! Эх! – крякнул Пятищев.