Кумир для Страховидлы - стр. 3
В общем, как я уже и говорила, к двадцати пяти я более-менее смирилась с положением вещей. Работала на оптухе специалистом по распределению товара, выполняя заодно функции начальника отдела, жила с родителями, любившими меня такой, какая я есть, и потихоньку откладывала деньги на машину. Не то, чтобы она была мне очень нужна, но копить сбережения просто так мне не позволял характер, транжирить их – тем более. Машина же представляла собой вполне конкретную цель, достаточно интересную, чтобы предпринимать ради нее усилия. И вполне возможно, что я бы ее в конце концов купила бы, и возможно тогда самым большим потрясением в моей жизни стал бы экзамен в ГИБДД, но…
Однажды летом, в начале июня, в нашем подъезде, мало того, на нашей лестничной клетке, появился новый сосед. Фотограф.
И мне сорвало крышу…
В конце января…
– Как трогательно! Ты даже имя ему дала… Дэн! Это, конечно, гораздо лучше, чем просто какой-то «дневник», – Виктор гаденько ухмыльнулся и самодовольно закинул ногу на ногу.
Она дернулась, резко выпрямилась и замерла, стоя спиной к нему. Кровь бросилась в голову, стало трудно дышать, и как-то сразу захотелось плакать. Так вот куда делать ее тетрадь!
Почему-то название «дневник» страшно ей не нравилось, даже раздражало. «Дневник» – это что-то сопливо-девчоночье, мило-карамельное, романтичное… А ей нужно было совсем не это. Ей нужно было что-то, некое пространство, куда она могла сбрасывать так неожиданно нахлынувшие чувства, такие внезапные, острые, такие беспощадные…
От бурливших в душе эмоций порой просто разрывало на части. Но о том, чтобы поделиться этим с кем-то и речи быть не могло! Никто не смог бы понять ее в целом мире, никто! А бумага… Может и не понимала, но уж точно принимала все, как есть.
Когда ей пришла в голову мысль дать дневнику имя, стало гораздо приятнее. Как будто болтаешь со старым приятелем. Настолько старым и настолько близким, что ему можно доверить все. Абсолютно все.
Она ощутила, как перехватило горло, это даже не слезы были, а какой-то тугой влажный ком, застрявший где-то чуть выше ключиц, и не дающий ни глотнуть воздуха, ни ответить с достоинством.
– Как он попал к тебе? – с трудом спросила она.
– Хм-м… – прежде, чем ответить, Виктор нарочито громко отхлебнул кофе из ее кружки. В этот момент он чувствовал себя в ее небольшом кабинетике полновластным хозяином. Это были минуты его триумфа, и он наслаждался каждым мигом: – Помнишь тот ужасный вечер, когда шел дождь со снегом, а тебе, якобы, нездоровилось? И ты заставила меня тащиться к тебе?
Она сокрушенно склонила голову. Как же он прав! Просить его прийти было в высшей степени глупо! Но у нее и в самом деле была высокая температура и от слабости по стенкам швыряло. Увидеться тогда им нужно было срочно, и она решила, что из двух зол наименьшее – это позвать его к себе, а не выходить из дому в таком ужасном состоянии.
Значит, пока она возилась на кухне, наливая ему чаю, так как он, по его выражению «замерз как собака», он быстренько порылся в ее вещах. И нашел дневник! Да и не прятала она его особо, от кого прятать-то? От себя что ли?
– Верни его мне! Он мой! – она по-прежнему стояла к нему спиной, не в силах повернуться и продемонстрировать лицо, предательски отражавшее все ее чувства. Показать ему свою слабость – все равно, что собственноручно вложить в руки поводок, привязанный к строгому шипастому ошейнику, за которой этот гад будет с превеликим удовольствием дергать по поводу и без…