Культурный код исчезающего индивида - стр. 7

Пришлось вмешаться грумеру, меня сняли с проклятой телеги.

Что я хочу сказать вам, дорогие взрослые, в отличие от меня, люди? Все надо делать вовремя: ходить в зоопарк, кататься на «Солнышке» и тем более на пони. В следующий раз я пошла в этот треклятый зоопарк, когда моему сыну было пять лет. Это было ровно двенадцать лет спустя (в нашей семье рожают каждые двенадцать лет). И я чуть в обморок не упала, когда увидела тележку с пони, конечно не с той же самой – я уверена, что та самая пони все-таки сдохла от потугов свезти меня.

Итак, я в одиннадцатом классе.

К тому времени, к началу 90-х годов, наши дворовые детские площадки имели крайне жалкий вид. Выстроенные на века, здоровенные металлические ракеты, в которых дети будущего должны были мечтать о полетах в космос, ржавели и желтели потеками и местами облупившейся краски. Качели… их не стало. В один прекрасный день они стали небезопасны, приехали мужики в желтых жилетах, разрезали их автогеном и сдали в металлолом. Тогда появились качели из покрышек. Выбирали сук покрепче, вешали на него канат и к нему привязывали покрышку. На покрышке можно было вертеться или качаться, засунув ее между ног.

Но к тому времени меня уже мало интересовали качели. Времяпровождение у одиннадцатиклассников вне школы было самое плебейское, мы играли в карты. Во дворе еще сохранились детские деревянные домики, вросшие облезлыми окошками в землю. В них-то мы и набивались по четверо-пятеро, чтобы спрятаться от родительских глаз. Уединенность – это необходимое, но не достаточное условие подросткового развития. И-за проблем с жильем, многие из нас не имели не то что своей комнаты в квартире, но и собственного угла. Наш район – неблагополучный, застроенный общежитиями. И мы находили себя, тесно усевшись в этих крохотных домиках, устроенных для трехлетних детей.

Компания у нас была простецкая: Илюха – мой одноклассник, родители которого были алкоголики, брат Илюхи постарше нас на год, родители которого, естественно, были те же самые алкоголики, Майка, дочка Ирины Викторовны – единственной санитарки единственного в районе детского сада, ну и ваша покорная слуга. Как звали брата Илюхи, я сейчас не могу вспомнить. Пусть будет просто «брат Илюхи». Он ухаживал за Майкой.

Играли мы в подкидного дурака. В этом возрасте у меня почему-то развилась привычка вычурно разговаривать, не называя вещи своими именами. Например, доставая из своей пятерни валет и бросая его на стол, я пафосно провозглашала: «Вальтер!». У брата Илюхи была привычка припрятывать козырные карты в нагрудный карман клетчатой рубашки, поэтому мы всегда знали сколько у него козырей. Майка не участвовала в игре, потому что ей не разрешала мама. Илюха все время чему-то улыбался.

И вот, сидим мы однажды в своем маленьком домике, по-птичьи подогнув ноги. «Вальтер!» – передразнивает меня брат Илюхи, когда я достаю из пятерни валет. И сам тянется к нагрудному карману рубашки, чтобы вытащить козырь. Резким движением достает шестерку пик. Но вместе с шестеркой из кармана выпадает какой-то непонятный целлофановый квадратик и приземляется прямо мне на колено. Мой внимание было направлено куда-то в другую сторону, и я не заметила, откуда появился этот предмет.

– Что это? – мы с Майкой принялись рассматривать незнакомый квадратик.