Кукушонок - стр. 37
Ни одно из немногих совпадений по запросу Эрики ничего не обещало. Она удалила из поисковой строки слово «убийство». Оставила «Стокгольм», «трансгендеры» и «восьмидесятые», но это мало что изменило. Неужели с тех времен действительно ничего не осталось? Ни фотографий, ни историй, ни репортажей, ни людей, которые могли бы сделать более ощутимым тот мир, дать ему лицо?
Эрика была разочарована, но продолжила поиск. Наконец наткнулась на фотографии Кристера Стрёмхольма. Ей, как и многим, нравились его снимки квартала Пигаль в Париже пятидесятых-шестилесятых годов, мир трансгендеров, который средствами своего искусства стремился постичь отец шведской фотографии. В работе Рольфа, виденной Эрикой в журнале Вивиан, тоже чувствовалось влияние Стрёмхольма, что ни в коей мере не лишало ее оригинальности. Эрика не могла забыть тот снимок.
В то же время работы Кристера Стрёмхольма заставили ее по-другому взглянуть на собственный интерес к этой теме. Был ли это взгляд любопытного в незнакомый, экзотический мир, волнующий кровь своей непохожестью на привычный? Наедине с собой Эрика в полной уверенности могла утверждать, что это не так. Что она ни в коем случае не стремится подогревать нездоровый интерес публики к тем, в кого и без того достаточно тычут пальцами, и судьба Лолы интересует ее не потому, что та родилась мужчиной. Но Эрика была готова и к таким обвинениям в свой адрес.
Она встала и принялась ходить взад-вперед по своему маленькому кабинету. От вида на море из окна второго этажа у нее всегда перехватывало дыхание, а теперь непроницаемая пелена тумана начала рассеиваться. Писательство – одинокая работа. Сколько часов провела Эрика в этом кабинете наедине со своим творческим беспокойством? Но взгляд на море всегда внушал умиротворение, давал ощущение, что она – часть чего-то большего. Смешно, но именно теперь, когда Эрика добилась успеха, покой как никогда стал для нее на вес золота. Чем лучше продавались книги, тем агрессивнее наседал внешний мир. Интервью, подкасты, пиар-поездки за границу, книжные ярмарки и толпы читателей в погоне за ее автографом. Слишком много того, что отвлекало ее от главного – творчества и семьи.
Эрика вернулась к компьютеру, размышляя, как выйти на нужную информацию. Кем была таинственная Лола? Кто убил ее и ребенка? Насколько хорошо они с Рольфом знали друг друга, когда это произошло?
Она вернулась за компьютер и с удвоенной энергией продолжила поиск.
Комната отдыха с тоскливыми желтыми стенами выглядела как всегда. И дело не только в недостатке денежных средств. Похоже, коллектив не был готов к изменениям. Время от времени Анника говорила, что помещение неплохо было бы «освежить», но эта идея не находила активной поддержки. Коллегам нравилось все как есть. Разве что кофе мог быть получше.
– Как долго он стоит на плите? – Паула Моралес скептически кивнула на кофейник.
– Ты действительно хочешь это знать? – спросил в свою очередь Мартин.
– Не уверена в этом.
Паула решилась все-таки налить чашку и села за стол напротив Мартина. Пуншевые рулеты уже ждали. Паула взяла один и подвинула тарелку Мартину, но тот покачал головой:
– Я и без того превращаюсь в симпатичного толстячка.
– Так ты будешь еще симпатичнее, – рассмеялась Паула.
Ей нравилось снова видеть его веселым. Одно время Паула боялась, что печаль в глазах Мартина никогда не развеется. Но время залечивает почти все раны. В достаточной степени, по крайней мере, чтобы жизнь могла продолжаться, не погружаясь в омут тяжелых воспоминаний.