Кукольный домик. Следствие ведёт Рязанцева - стр. 10
– … И в его отсутствие.
– А я как сказал? – Орешкин уставился на Рязанцеву непонимающим взглядом.
– Да у нас и дел особых не было. – Лена решила переключить внимание начальника.
– Как же, как же, а этот… дом инвалида. Вот жеж до чего додумались. Ну женщины, вам имя – вероятность.
Лена переглянулась с Котовым.
– Вероломство, – чуть слышно поправила Рязанцева.
– Но молодцы, да, такое дело раскрутили. – Орешкин, как ни в чем не бывало, захлопнул папку, – ну, а что сегодня у нас на повестке?
– Ничего особенного. Тихо что-то.
– Ну что ж, тогда не будем будить лихо у психа.
Лена снова посмотрела на Котова и по его виду поняла, что он тоже озадачен.
– Вчера только… – Лена еще раздумывала говорить начальнику о полученном накануне заявлении или сначала разобраться во всем самой. Все-таки решила сказать. – Заявление поступило.
– Так, так, так… – у Орешкина загорелись глаза. – Что за заявление?
– Да, ерунда скорей всего.
– Говорите, Елена Аркадьевна, а я уж решу ерунда или нет.
– Некий Василий Мамойко обвиняет свою супругу в убийстве собственного ребенка.
– И почему вы решили, что это ерунда?
– Он пьяный был в стельку и обстоятельства довольно сомнительные.
– Что за обстоятельства, говорите, не тяните за резину, – Орешкин нетерпеливо заерзал на кресле, – что-то вы, Лена, сегодня какая-то заторможенная.
– Дело в том, что это уже третий ребенок в их семье, который погибает в младенчестве от СВДС. Именно такой диагноз ставят врачи после вскрытия.
– Это что? Какой-то врожденный порок? – Орешкин разочаровано откинулся на спинку.
– В том-то и дело, что синдром внезапной детской смерти плохо изучен, серьезных исследований, которые бы объясняли его возникновение, почти нет. Насколько я успела вычитать в интернете, СВДС у детей случается нечасто. Так чтоб в одной семье три раза подряд вообще случай уникальный.
– Действительно, – нахмурился Котов. – Подозрительно как-то.
– Согласен. Но если вскрытие показало, то есть ли у нас основания не доверять врачам?
– Он еще записи показал…
– Что за записи?
– Его жена вела дневник, где описывала свое состояние в постродовой период. Она пишет, что не может выносить детский крик. Но такое часто случается с женщинами после родов и на основании этого обвинить ее нельзя. Правда есть еще запись, сделанная после смерти последнего ребенка…
– Ну, ну, и что там? – снова заерзал Орешкин.
– Как такого признания там нет, она пишет, что просто хотела, чтоб ребенок заткнулся и это произошло.
– Вот сволочь, – откликнулся молчавший до этого Олег Ревин. – Я бы ее только за эти слова засадил.
– За слова – не сажают, но оставлять без внимания этот случай нельзя, – Орешкин глубоко вздохнул. – В некоторых странах есть такое правило: одна внезапная детская смерть – это трагедия, две – уже подозрительно, а три считается убийством, пока не доказано обратное. Вот такая презумпция виновности. Думаю, нам тоже надо исходить из этого и так, как ничего более серьезного пока нет, займитесь-ка этой темой поплотнее. Елена Аркадьевна, составьте план действий, распределите направления расследования и по итогам доложите мне.
– Слушаюсь.
– Ты заметила? – Котов громко шмыгнул носом. Сезонная аллергия давала о себе знать. В кабинете начальника приходилось сдерживаться, зато сейчас выйдя «на свободу» долго сдерживаемые позывы прорвались с удвоенной громкостью.