Кукла (сборник) - стр. 4
Коренное население острова Святой Хильды состояло из людей миролюбивых, рожденных для безмятежного существования без тревог и волнений, такого же монотонного, как плеск разбивающихся о берег волн. Они ничего не знали о мире, находящемся за пределами маленького кусочка каменистой земли, где самыми важными событиями являлись рождение и смерть, да еще смена времен года. Человеческие страсти и великие горести обходили их стороной, а желаниям, что томились в неволе в потайных уголках души, так и не суждено было увидеть свет. Счастливые в своей слепоте, они, подобно детям, радостно брели ощупью в темноте, не стремясь найти выход из окружающего мрака. Внутреннее чутье безошибочно подсказывало, что на неведении зиждется благополучие, в котором нет места необузданным порывам и неистовству, где безраздельно царит не нуждающаяся в словах умиротворенность. Люди обычно ходили, потупив глаза в землю, так как устали смотреть на пустынное море без единого суденышка и на не меняющееся годами вечно одинаковое небо.
На смену лету приходила зима, дети взрослели, превращаясь в мужчин и женщин, – а больше, собственно, ничего и не происходило. Далеко-далеко раскинулись неведомые земли, где обитали чужие непонятные люди. По слухам, они вели суровую жизнь, и мужчинам приходилось бороться за существование. Иногда кто-нибудь из островитян отправлялся на лодочке в сторону Большой земли, обещая вскоре вернуться и поведать, что творится в мире. Возможно, его поглощала морская пучина или подбирал проходящий мимо корабль, но назад так никто и не возвратился. Ни один человек. Даже редкие суда, бросавшие якорь в гавани Святой Хильды, вскоре навсегда исчезали в морской дали.
Будто и не существовало на свете острова Святой Хильды, а был он лишь пригрезившимся сновидением, плодом воображения моряков, что вздымается в полночь из бездны и, бросив вызов миру живых, снова исчезает в пучине. А спустя годы внезапно выныривает из забвения и мелькает ошеломляющей вспышкой в покрывшемся пеплом сознании, подобно давно умершему воспоминанию. Но для местных жителей именно остров Святой Хильды и являлся реальностью, а изредка проходящие мимо корабли – бесплотными привидениями.
Весь белый свет сосредоточился на родном острове, а дальше – туманная, опасно ускользающая неопределенность. Настоящая жизнь проходила среди бесплодных скал и заключалась в общении с землей и рокоте волн, разбивающихся об утесы. В это верили непритязательные робкие рыбаки и забрасывали днем свои сети, а вечером сплетничали на пристани, никогда не задумываясь о землях, что находятся за морем. На рассвете мужчины снова отправлялись ловить рыбу, а когда сети были полны, возвращались домой и взбирались по крутой тропинке, ведущей к полям. Там они с флегматичным терпением обрабатывали землю.
У самой кромки воды сгрудились хижины, где на каждую семью приходилось не больше двух комнат. Склонившись над очагами, женщины с рассвета до наступления сумерек готовили еду и чинили мужчинам одежду, дружелюбно переговариваясь между собой.
На высокой скале особняком от остальных стояла хижина, выходившая окнами на бухту. Сейчас вместо нее возвышается уродливое здание радиостанции, но шестьдесят лет назад здесь находился дом старосты рыбаков острова Святой Хильды. Гатри и его жена Джейн жили, подобно детям, довольные друг другом, не ведая о страстях и страданиях.