Кукла-любовь - стр. 27
– Что ради дочери? Унижаться перед этим сухарем? – Маша выпятила нижнюю губу, помотала головой. – Никогда бы не стала так делать.
– Мария, вы такая… – он ласково улыбнулся ей. – Такая юная. Кто-то сказал: никогда не говори «никогда». Кто знает, что с нами может случиться через несколько месяцев, лет? Как мы можем поменяться? Что станем проповедовать?
– Это вы к чему? – не поняла Маша, откладывая в сторону последнее письмо.
– К тому, что мать Ларисы, пока была молодой, тоже наверняка рассуждала, как вы. Шли годы. Росла дочь, задавала вопросы. В какой-то момент ей наверняка стало казаться, что она была не права, и она возобновила общение с тем, кого предала забвению. Может, ради себя, может, ради дочери. Ей, как видите, это пригодилось.
Он загрустил, повесил голову. Маше сделалось его невыносимо жалко.
– Вы не убивайтесь так, Игнат Федорович. Найдется ваша Лариса. Нагуляется и вернется.
– Вы всерьез полагаете, что она просто… – он тяжело вздохнул. – Что она просто загуляла?!
– Все свидетельствует именно об этом.
– А как же письма? – округлил он глаза. – Они же есть! Она собиралась к отцу, вроде даже созванивалась с ним.
– По звонкам мы не нашли подтверждения. Пробили всех абонентов, зафиксированных за последнее время – не было и намека на звонки за Урал. Она не звонила ни туда, ни оттуда. – Маша дотянулась до его руки, осторожно тронула. – Все звонки по месту жительства. Она не собиралась ехать туда, Игнат Федорович.
– Но как же так! – Его глаза наполнились обидой и слезами. – Она обо всем этом рассказывала так увлеченно! Я не мог ей не поверить. Это было так… Так искренне!
Маша не знала, что ответить. Слава богу, Чекалин позвонил в дверь.
– Кто это? – насторожился хозяин.
– Мой коллега. Устал, видимо, ждать меня в машине, – неумело соврала она. – Откроете?
Игнат Федорович тяжелой поступью двинулся в прихожую. Взгляд, которым он прокладывал себе дорогу, Маше не понравился.
– Почему? – спросил Алексей на обратном пути.
– Он показался мне таким свирепым.
– Взгляд или Игнат?
– Игнат со взглядом, – хихикнула Маша, прижимая ладошку к губам. – Он рассвирепел, когда узнал, что я не одна. Это совершенно точно.
– И совершенно точно догадался, что я не ждал тебя в машине, а прошелся по соседям.
– Ну да. Как он сказал, когда дверь тебе открыл? – Маша пощелкала пальчиками, пытаясь вспомнить: – «Всех опросили?»
– Нет, не так. Он спросил: «У всех все узнали?»
– Да. Точно. Он догадался, что, пока я письма читала, ты вел поквартирный опрос. Кстати, есть что-нибудь интересное?
Алексей поморщился, вспомнив, как летели слюни изо рта Нины Ивановны, когда она рассказывала о соседях сверху. Толковой информации ноль, одни сплетни.
– Кто на кого голос повысил. Кто когда громко стулом двинул. Как белье с веревки не снимают, и оно гремит. Ну что это, Маш, что?
– Да, ерунда полная, – она вжалась спиной в пассажирское сиденье. – И с письмами какая- то фигня.
– Что не так?
– Писанины много, а рассказать нечего. Пустота какая-то.
– А они реальные, письма-то? Не Ларисой написанные?
– Не, бумага пожелтевшая. Чернила старые.
– А конверты?
– Конвертов нет. Стопка писем, перевязанная атласной ленточкой. Наверняка в какой-нибудь шкатулочке хранились на антресолях, пока Лариса их не нашла.
– А как же она тогда адрес узнала, если конвертов нет?