Кукла - стр. 35
К изумлению Руслана, Вадим стал баюкать куклу, прижав ее к своей костлявой груди как самое драгоценное в своей жизни. Побрякушка на грязной руке куклы тихо позвякивала.
– Эта стерва без рожи жива, точно тебе говорю, – скрипучим голосом проговорил он. – Может, ее папаня и отдал концы, не знаю, но Инга точно еще на белом свете. И она жаждет мести.
– Ты сошел с ума, – решительно сказал Руслан. – Я ухожу.
– Она жаждет мести, – с каким-то неизъяснимым удовольствием подтвердил Вадим, будто упиваясь звуком собственного голоса. Глаза его недобро искрились. Он приблизился к застывшему Руслану, тот инстинктивно отодвинулся назад, будто бы Вадим и эта грязная кукла были заразными. Вадим засмеялся, обнажая щербатый рот, и этот глухой, безрадостный смех только усилил тревогу Руслана. В этот момент он отчетливо почувствовал исходящее от Вадима зловоние, какая-то безумная смесь тухлого мяса с канализационными отходами.
Он выскочил в прихожую, Вадим зашаркал вслед, продолжая укачивать куклу, словно она была живая, напевая ей какую-то колыбельную песенку. Пока Руслан предпринимал отчаянные попытки открыть расшатавшийся дверной замок, он снисходительно наблюдал за ним.
– Она доберется до вас, – прокаркал он, видя, что Руслан наконец справился с замком.
– Счастливо оставаться, – бросил Руслан, выскакивая на лестницу.
Вадим посмотрел на куклу. Она улыбнулась ему пластмассовыми губами с полустершейся краской. Иссушенные губы Вадима, сами того не замечая, тоже раздвинулись в счастливой улыбке.
Руслан уже был на полпути домой, как вспомнил о непростительной халатности – там, в квартире Вадима, он забыл свой мобильный телефон. Вот растяпа! Он был готов рвать на себе волосы. Ему не был дорог сам телефон, но в записной книжке были координаты важных персон, которые он не знал на память, и эти самые персоны могли позвонить ему в любую минуту!
Он уговорил таксиста вернуться. Бегом взбежав на нужный этаж, он заколотил в дверь. Ему долго не открывали, и Руслан уже подумывал, не вынести ли дверь плечом, как внутри звякнул замок, и сквозь щель просунулось бледное лицо Вадима.
– Чего тебе? – недружелюбно спросил он, словно его отвлекали от чрезвычайно важного дела.
Руслан объяснил, и Вадим пошел за мобильником. Дверь немного приоткрылась, и Руслан снова почувствовал, как его окатывает смрад давно не проветриваемого помещения.
– На, – сказал Вадим, чуть ли не швыряя телефон в лицо Руслану.
– Спасибо, – пробормотал мужчина, не отрывая взгляда от Вадима, – весь низ его рубашки был заляпан чем-то ярко-красным.
– Ты что, порезался? – спросил он.
– Нет, сок томатный пролил, – раздраженно буркнул Вадим, захлопывая перед носом друга хлипкую дверь. Руслан задумчиво зашагал вниз по ступенькам.
Никакого разбирательства по факту самоубийства Рулика не было. К вечеру следующего дня (то есть почти через двое суток!) приехал какой-то сонный, постоянно зевающий мент, без интереса осмотрел решетку, кусок пододеяльника, из которого покойный Рулик соорудил петлю, смачно выматерился, достал из папки мятый протокол, что-то начеркал, заставил внизу расписаться двух санитаров (надо полагать, как понятых) и укатил прочь.
Никто бесстрастно наблюдал за этой дурацкой суетой. Все шло своим чередом: утром процедуры, уколы, таблетки, у кого-то приступ, Груша снова раскровил себе нос, солнце вставало и садилось, уступая место луне, и так все сначала по кругу. Последние дни Никто приходилось быть еще более осторожным – ему очень не нравилось, как на него поглядывает один медбрат. Ни для кого не было загадкой, что работающие в психушках люди не отличаются сентиментальностью и души их огрубевшие, как конские копыта, но Резо был самым жестоким. Огромный, под два метра ростом, он имел такой густой волосяной покров, что ему позавидовал бы снежный человек. Волосы росли отовсюду – на лице, на шее, на груди, из ушей, из ноздрей и даже у самых оснований ногтей. Никто не удивился бы, если бы Резо открыл рот, и оттуда показался бы мохнатый язык.