Ктулху (сборник) - стр. 136
>– PER ADONAI ELOIM, ADONAI JEHOVA, ADONAI SABAOTH, METRATON…
Но Уиллет не медлил. Хотя за окном уже поднялся оглушительный собачий вой, а с бухты вдруг подул холодный ветер, доктор решительным и ровным тоном начал читать подготовленные заранее слова. Око за око – колдовство за колдовство – и пусть судьба покажет, правильно ли он выучил урок бездны! Чистым ясным голосом Марин Бикнелл Уиллет прочел вторую часть двойного заклинания, чьи первые строки – Голова дракона, восходящий узел, – вернули к жизни автора карандашной записки:
>ГОДОРТ АЙ’Ф
>БЕГ’Л-ЕЕ’Х
>ЙОГ-СОТОТ
>ХАНГ’ГН’АЙ
>ЗХРО!
При первом же слове, сорвавшемся с губ Уиллета, его противник резко умолк. Лишившись дара речи, чудовище замахало руками, пока и их не сковали колдовские чары. Когда же прозвучало ужасное имя Йог-Сотота, с Кервеном начали происходить отвратительные метаморфозы: он не просто разваливался на части, а плавился в воздухе, и Уиллет закрыл глаза, чтобы не потерять сознания от ужаса.
Однако он сумел взять себя в руки и прочесть до конца нужное заклинание, навеки придав забвению обладателя порочных тайн и запретных знаний. Тайна Чарлза Декстера Уорда была разгадана. Открыв глаза, доктор Уиллет убедился, что не напрасно хранил в памяти проклятые слова: в кислоте уже не было нужды. Подобно портрету, осыпавшемуся со стены год назад, Джозеф Кервен лежал на полу тонким слоем голубовато-серой пыли.
Сны в Ведьмином доме
Перевод Светланы Лихачевой
Сны ли вызвали лихорадку или лихорадка послужила причиной снов, Уолтер Гилман не знал. На заднем плане затаился тягостный, неотвязный ужас пред древним городом и перед про́клятой затхлой мансардой под самой крышей, где он писал, корпел над книгами и сражался с цифрами и формулами, когда не метался беспокойно на нищей железной кровати. Слух его сделался сверхъестественно, невыносимо чуток; Гилман давным-давно остановил дешевые каминные часы – их тиканье со временем зазвучало для него артиллерийской канонадой. Ночью еле различимые шорохи из непроглядной городской черноты снаружи, зловещий топоток крыс в изъеденных червями перегородках и поскрипывание незримых балок векового дома складывались для него в адскую какофонию. Темнота неизменно полнилась необъяснимыми звуками – и однако ж порою Гилман содрогался от страха при мысли о том, что эти шумы стихнут и тогда он, чего доброго, расслышит и другие – еще более слабые и неясные.
Гилман жил в неизменном, овеянном легендой Аркхеме, с его нагромождениями двускатных крыш, что нависают и проседают над чердаками – на этих чердаках в темные, былые дни Провинции от королевских стражников прятались ведьмы. Во всем городе не нашлось бы места, более пропитанного жуткими воспоминаниями, нежели приютившая Гилмана мансарда: ведь в этом самом доме и в этой самой комнате некогда ютилась старуха Кезия Мейсон, чей побег из Салемской тюрьмы так в итоге и остался загадкой. Было это в 1692 году: тюремщик тронулся умом и бессвязно бормотал что-то про мелкую мохнатую тварь с белыми клычками, что якобы шмыгнула из камеры Кезии, и даже сам Коттон Мэзер[9] не смог истолковать смысл углов и кривых линий, намалеванных на серых каменных стенах какой-то красной липкой жидкостью.
Вероятно, Гилману не стоило так усердствовать в своих занятиях. От неевклидовой геометрии и квантовой физики у кого угодно ум за разум зайдет, а если еще сдобрить все это фольклористикой и пытаться выявить странную подоплеку многомерной реальности, что стоит за зловещими намеками готических повестей да нелепых пересудов у камелька, тут уж и впрямь добра не жди. Приехал Гилман из Хаверхилла, но лишь поступив в Аркхемский колледж, он стал пытаться увязать математику с фантастическими легендами о древней магии. Было в самом воздухе многовекового города что-то такое, что подспудно действовало на его воображение. Профессора Мискатоникского университета наперебой уговаривали его сбавить темп и сами, по доброй воле, несколько раз сокращали ему курс. Более того, Гилману запретили работать с сомнительными старинными книгами о недозволенных тайнах, что хранились под замком и под спудом в университетской библиотеке. Но все эти предосторожности запоздали: Гилман уже почерпнул недобрую подсказку-другую из кошмарного «Некрономикона» Абдула Альхазреда, фрагментарной «Книги Эйбона» и запрещенного труда «Unaussprechlichen Kulten», или «Неназываемые культы», фон Юнцта и соотнес эти подсказки со своими абстрактными формулами, описывающими свойства пространства, и взаимосвязанностью ведомых и неведомых измерений.