Крылья мглы. Книга первая - стр. 66
Я просыпаюсь, вопя во все горло и содрогаясь в таких глубоких рыданиях, что чудится, с каждым из меня изливается почти вся кровь. Эта боль непереносима, такое нельзя пережить, нет таких сил, что могли бы ее унять или сделать хоть чуть меньше. Раскачиваясь на четвереньках, как бешеное животное, я вою одно и то же:
– За-а-а что-о-о?!! – давлюсь каждым звуком, и никак этот изливающийся поток не остановить.
Моя боль, тысячекратно помноженная на боль Лукаса… Разве это можно вынести?
– Войт! – Пробился сквозь сплошную дикую какофонию моих рыданий, воя и страданий чужой голос. – Войт! Очнись, я тебе приказываю!
Но я не могу. Я сломана.
– Войт, поднимайся! – Крепкие, слишком горячие руки схватили мои плечи, а я закричала еще сильнее, начав отбиваться, одновременно стремясь свернуться в позу эмбриона. Пусть убираются, мои тело и душа холодные, как лед, и я хочу остаться здесь и замерзнуть окончательно. До смерти.
Но голос и руки настаивали, не оставляли в покое, тянули из той бездны, в которую я добровольно проваливалась, и в единый миг мое бескрайнее отчаяние обратилось в неописуемую ярость. В полной темноте, оглохшая от собственных воплей, я извернулась, готовая атаковать и жалить змеей, и бросилась на посмевшего вторгнуться на территорию моего горя. Слепо и неистово замолотила кулаками, локтями, коленями, вцеплялась зубами во все, до чего дотягивалась, полосовала ногтями. Тело мгновенно покрылось потом, и мне удалось-таки выскользнуть из захвата и вскочить на ноги, но только на секунду. В следующую моя паническая глухота испарилась, только для того, чтобы слух хлестнуло звуком мягкого хлопка и лицо уткнулось в преграду, а тело оказалось окутано с ног до головы чем-то невообразимым. Мягчайший обжигающе горячий бархат, усыпанный бесчисленным количеством колюче-твердых морозных капель, будто натянутый на гибкое и при этом упругое основание и насквозь пропитанный головокружительным ароматом, от которого, как по властной команде, мои мышцы разом обмякли. Я вспыхнула вся – от самых интимных уголков и до кончиков волос, с протяжным стоном изогнувшись в тесном плену потрясающего, сводящего с ума жара. Новая немыслимая метаморфоза – бушующая ярость тут же стала равной ей по силе жгучей похотью. Мое сознание окончательно перегрузилось, и я обвисла безвольной тряпкой в дарящем непрошенное облегчение коконе и прижалась к мощному телу за моей спиной. Я просто отдалась, целиком и полностью, безвозвратно, позволяя вожделению победить меня, без единой мысли, чьи руки сейчас на мне и что будет потом. Потом для меня сейчас просто не было. Ничего в этот момент от меня не зависело, и в том было наивысшее наслаждение. Мне даже не нужно было поддерживать себя, искать опору – все это стало не моей заботой. Мою кожу терзали чужие губы, осыпая поцелуями, больше похожими на укусы. Затылок, шею, плечи. Мою плоть сжимали, тискали, требовали в свое владение чужие жадные руки. В мое внезапно истекающее влагой естество сзади безжалостно вторглась чужая плоть, набрав сразу же беспощадный темп, заставляющий лязгать мои зубы. Мой оргазм был внезапным, ошеломляющим, острым, но тоже каким-то чужим. А вот последовавшее за ним полное онемение почувствовалось как раз полностью моим. В сознании вдруг наступила оглушающая тишина, в которой слышались лишь два замедляющихся дыхания. Потрясающий колюче-мягчайший кокон все еще окутывал меня, но его прикосновения уже не дарили дразнящую все нервные окончания ласку, каждая мышца тряслась в истощении и таком неправильном наслаждении, и лишь только запах оставался все тем же искушающе-крышесносным.