Крылья голубки - стр. 33

– Так-то ты меня любишь? – тут же потребовал ответа Деншер.

В этот раз они разговаривали, странным образом перемежая обдуманные и непосредственные высказывания, и ничто не могло бы более соответствовать тону этой беседы, чем то, что наконец высказала Кейт:

– Ты сам ее боишься.

Он ответил ей довольно тусклой улыбкой:

– Для молодых людей с выдающимися способностями и высокими устремлениями у нас с тобой слишком большие странности.

– Да. – Кейт сразу же приняла это. – Мы отвратительно разумны. Но и в этом есть что-то интересное. Нам с тобой нужно видеть интересное, забавное всюду, где только возможно. Мне думается, – добавила она, кстати говоря, не без отваги, – что наши отношения просто красивы. В них нет ничего вульгарного. Я стою за сохранение некоторой романтики в жизни.

Ее слова заставили его рассмеяться, и в смехе этом было больше свободы, чем в его улыбке.

– Как же ты должна бояться, что тебе придется меня бросить!

– Да, да! Вот это было бы вульгарно! Но, разумеется, – нехотя согласилась она, – я вижу, что мне грозит опасность совершить что-нибудь низкое.

– Тогда что может быть столь же низким, как решение пожертвовать мною?

– Я не стану тобою жертвовать. Не кричи, пока не заболело! Я не стану жертвовать никем и ничем, и в том-то и есть суть моей ситуации, что я хочу и буду пытаться добиться всего. Вот, – заключила она, – как я вижу себя и как – точно так же – я вижу тебя, действующими ради этой цели. И ради них.

– И ради них? – спросил Деншер с особо подчеркнутой холодностью. – Благодарю покорно!

– Разве они тебя не заботят?

– Да с какой это стати? Что они мне, как не серьезная помеха?

Едва успев позволить себе подобную характеристику столь неправомерно почитаемых ею невезучих персон, он раскаялся в своей грубости – отчасти потому, что ожидал вспышки со стороны Кейт. Но одной из ее самых лучших черт было то, что она порой вспыхивала лишь совсем мягким светом.

– Не понимаю, почему не сделать чуть больше, с тем чтобы, избегая глупостей, можно было сделать все? Мы ведь можем ее сохранить.

Деншер смотрел на нее широко раскрытыми глазами:

– Ты полагаешь, ее можно заставить выделить нам пенсион?

– Ну, подождем – увидим.

Он задумался.

– Увидим, что можно из нее вытянуть?

С минуту Кейт ничего не говорила.

– В конце концов, я никогда ничего у нее не просила: никогда, в самый разгар наших бедствий, не обращалась к ней за помощью, даже близко к ней не подходила. Она сама обратила на меня внимание, сама взялась за меня, выпустив свои замечательные золоченые когти.

– Ты говоришь о ней так, – заметил Деншер, – будто она – гриф.

– Лучше скажи – орлица, с золочеными когтями и клювом, да еще с мощными крыльями для великих полетов. Если считать ее и вправду созданием воздушным, – скорее можно сказать, что она огромный, сшитый из шелка воздушный шар, – то я никогда по собственной воле в его гондоле не оказывалась. Я – это ее собственный выбор.

Этот этюд – изображение ситуации, сделанное Кейт, – был действительно великолепен по стилю и яркости красок: Деншер молча рассматривал его целую минуту, словно картину большого мастера.

– Что же такое должна она в тебе видеть?

– Чудеса! – И, произнеся это очень громко, Кейт встала и выпрямилась перед Деншером. – Все это. Вот оно – перед тобой.