Крылья - стр. 28
- Тебе, какая печаль? – делаю обманное движение, но он тоже успевает отскочить. Не отвлекаюсь, слышу Ксюхин вой из угла, - не бойся, любимая, сейчас мы ему рёбра пересчитаем и зубы заодно.
- Дотянись сначала! – щерится урод, делает выпад в мою сторону, а мне только это и надо! Выманить его на себя, подальше от Ксюхи и войти в контакт.
- Так ты от меня не бегай, как девочка, тогда и дотянусь! – получилось, клюнул.
Это, хорошо, что я почти голый и мокрый, выскальзываю из его объятий, будто угорь и оказываюсь у него за спиной. Он видит, что я босиком, тянет к разбитому зеркалу на осколки. Фигня, и не такое переживали! Перехватываю руку с ножом, однако, он успевает меня задеть. Бедро опаляет болью, как огнём. Ксюха ойкает, это выводит её из паралича, и она бежит, не пойму куда…
Заламываю, наконец-то злодея и выбиваю из руки нож. Валю его на пол и усаживаюсь верхом, как давеча он на Ксюхе сидел. Подонок вертится, матерится, но держу мёртвой хваткой, не вырвешься. Слышу, как Ксюша в коридоре вызывает полицию. Вот оно что, за телефоном метнулась. Отвлекаюсь на долю секунды, зря… этого оказывается достаточно, чтобы злодей зубами выдрал катетер из руки. Боль прошивает такая, что аж в глазах темнеет на миг. Трясу головой, заставляя себя не терять концентрации внимания. Вижу его поганую морду в моей крови, ощущаю кожей горячую жидкость, она фонтанирует из раны толчками, и нет возможности перекрыть этот фонтан.
Ксюха вовремя замечает беду и бросается на помощь, хватает кухонное полотенце, попавшееся под руку, отрывает ленту и перетягивает мою руку выше раны. Зверь, почувствовав кровь, смеётся и начинает дёргаться сильней в надежде, что скоро ослабну. Ксюха лишает его всех надежд: хватает с тумбы вазу с офигенным букетом и завозит по башке со всей дури, урод затихает в крови, смешанной с водой и в цветах. Наступает тишина. Проходит несколько долгих минут, маньяк не подаёт признаков жизни…
- Сань, - шепчет любимая, - похоже, я его убила.
Присматриваюсь к пульсации сонной артерии,
- Жив урод, не переживай…
Дальше топот, звонки в дверь, Ксюха срывается с места, бежит открывать. Слава Богу, полиция!
Скручивают выродка, снимают с нас показания. Кругом кровища, словно барана зарезали. У Ксюшки начинается отходняк, она рыдает, икает, отвечает невпопад, размазывает остатки макияжа всё тем же полотенцем. Набрасываю на неё кофту, а то она уж и забыла, что выглядит, как Зоя Космодемьянская после допроса. Где-то через два часа нас оставляют в покое, всё утихает…
Только сейчас начинаю чувствовать, как занемела рука, а жгут-то давно пора снимать… С внутренней стороны предплечья под кожей разливается синюшный отёк, рана запечаталась чёрным кровяным сгутком. Ксюха ползает по полу в поисках катетера, наконец, находит его, внимательно изучает,
- Слава Богу, весь! - и удовлетворённо выбрасывает. Смазывает чем-то руку и накладывает повязку на рану.
Потом очередь доходит и до ноги,
- Сань, глубоковато, - поднимает глаза мой доктор, - надо бы в больницу да зашить.
- Артурычу позвоню, он и не такое видал, заштопает, - отмахиваюсь.
- Давай тогда пока хоть закроем, - сначала обрабатывает, потом находит в своих закромах широкую липкую повязку с серебряной пропиткой. Я смыкаю края раны, больно, конечно, но всё ерунда, она клеит. Потом, бинтует. Начинаю осознавать, что мог опоздать! Если опоздал бы, с ума потом сошёл!